* * *
Нельзя сказать, чтобы Мариша была особой совсем уж легкого поведения. Но жизнь наша, сами знаете, какая. И как, скажите, выжить одинокой девушке, которая к тому же не удосужилась вовремя обзавестись престижным и потому высокооплачиваемым образованием, если она не имеет богатого покровителя? Но богатые, а главное, щедрые покровители встречаются не так уж часто, во всяком случае, реже, чем это можно заключить из чтения дамских романов. Там-то они попадаются на каждом шагу и доводят главную героиню просто до умопомешательства: она никак не может решить, кого ей предпочесть, поэтому чаще всего оказывается с носом и выходит замуж по любви. Но то в романах, а в жизни все не так, господа с толстыми кошельками не торопятся с содержимым этих самых кошельков расставаться. Поэтому лишь одним покровителем Марише было ну никак не обойтись. И, даже обеспечив себя двумя-тремя постоянными, Мариша не чувствовала себя застрахованной от возможных неувязок. Вот и сейчас один из ее друзей отзвонился ей. И ладно бы просто так или для того, чтобы узнать, как ее драгоценное здоровье и настроение, нет же. Заявил, что запланированная встреча отменяется из-за его просто катастрофической занятости, и был таков.
Мариша повесила трубку и призадумалась. В связи с тем, что отмененное рандеву предполагалось в кафе, Мариша не стала обедать дома, а ведь уже наступило время ужина.
— Катастрофа, — сообщила она своей кошке, заглянув в девственно-чистый холодильник и прихлопнув дверью невесть откуда явившееся усатое насекомое и свои надежды на кое-какой домашний ужин.
Двое оставшихся в резерве приятелей в дело сегодня употреблены быть не могли. Один был припахан суровой супругой присматривать за ребенком, а другой, по своему обыкновению, болтался где-то между Мадридом и Таганрогом. Свои перелеты он не планировал заранее, как делают все нормальные люди, а назначал их стихийно, повинуясь зову ветра в небе или, что более вероятно, властному велению своей чековой книжки.
Что оставалось Марише? Оставалось пойти на панель. Впрочем, можно выразиться более деликатно, но суть от этого не поменялась бы, а перед самой собой Мариша не видела нужды лицемерить. Но этим злоключения вечера не закончились, они, можно сказать, только начинались.
— Оказывается, у меня больше проблем, чем я предполагала, — заметила Мариша, адресуясь к равнодушному пространству своей квартиры и не менее равнодушной Дине, своей кошке. Полки шкафа горько разочаровали Маришу отсутствием пусть одной, но целой пары колготок, не говоря уж о такой ценной вещи, как чулки с подвязками. — Но на улице ведь лето, — бодро отметила затем Мариша, — значит, вовсе не обязательно напяливать всю эту сбрую на себя. Пойду а-ля натюрель.
Марише порой случалось впадать в крайности по части одежды. Поэтому она привычно натянула только синий сарафан в крупный белый горох не только на идеально голое, но и очень чистое тело. Даже волос на нем не было. Они были еще несколько дней назад весьма тщательно удалены кремом, и теперь Маришины ноги покрывала нежная щетинка вновь отрастающих волосков. Дефект, о котором Маришу в магазине забыли предупредить. Но сегодня свои ноги трогать Мариша никому и не позволила бы. И крем на них наносить тоже. Этим Мариша занималась сама, не доверяя любовникам. Она и вообще редко им доверяла, что отнюдь не говорило об отсутствии их достоинств. Просто достоинства свои они, будучи людьми скромными, не выпячивали, а, напротив, всячески берегли от постороннего глаза. А уж Марише и вовсе стыдились продемонстрировать, видимо, опасаясь унизить ее сознанием их неоспоримого перед ней превосходства.
— Ну, Дина, — обратилась Мариша к своей кошке, которая буквально только что вернулась, очень довольная, со своих кошачьих посиделок, — ты остаешься на хозяйстве.
Дина не возражала. Она была очень покладистой кошкой, а может, ей было на все плевать. Маришу возвращение кошки взбодрило и воодушевило. Она увидела в нем доброе предзнаменование. У Дины было чутье на готовящиеся застолья. Она обычно появлялась, когда предполагала застать в доме еду или ожидала поступление таковой в хозяйские закрома в самое ближайшее время. Кто-то может усомниться, но Дина редко промахивалась. —Повинуясь внутреннему голосу или оттенку закатного неба, она, как хорошо воспитанная кошка, всегда приходила за час-другой до того, как еда возникала в доме, чтобы не дать повода заподозрить ее в низменных инстинктах.
Но все почему-то подозревали. Сейчас жратвы в доме не было, а Дина была. Выводы, как говорится, напрашивались.
Итак, Мариша с легким сердцем вышла в люди.
Люди ее не порадовали. Каждый второй припозднившийся мужичок был навеселе, а стало быть, годился для ее целей, если бы не состояние бумажника. Нет, искать следовало подальше от дома, где-нибудь на Бродвее или в крайнем случае на Староневском. Маришин желудок подсказывал, что это именно так.
Пересчитав деньги, уцелевшие от последнего кутежа в дружеском кругу, Мариша убедилась, что их хватит либо на стакан сока в престижном месте, либо на кружку пива в заведении средней руки. Или можно было положиться на волю случая и не связываться ни с какими кафе, а просто неторопливо прогуляться по улицам. И если в течение пары часов ужин не наклюнется, пропить их в какой-нибудь грязной пивнушке. Но Мариша сомневалась, что такое возможно с ней. Она была уверена в себе, начиная от носков плетеных кожаных туфелек и кончая нежной россыпью веснушек на слегка вздернутом носу. Ни один мужчина, находящийся в здравом рассудке, не смог бы проскользнуть мимо ее пышной белокурой гривы, если бы Марише вдруг потребовалось его внимание.
Итак, собой-то Мариша была довольна, а вот встречающейся дичью не очень. Попадалась по большей части мелочь и голытьба, с которой не стоило связываться, чтобы не потерять время на бесплодные разговоры.
— Пошли с нами, милашка, — окружила Маришу компашка бедовых студентов в потертых джинсах.
— Щас, — ответила Мариша со скептицизмом, который сделал бы честь и характерному актеру, и отправилась дальше, игриво покачивая белой сумочкой. И наконец…
— Девушка, подойди, не бойся. Не обижу.
Голос раздавался из роскошного «Мерседеса», который притормозил возле Мариши. Она отогнала секундное сомнение и подошла, бормоча под нос:
— А зачем я здесь, собственно говоря?
— За сколько прокатишься со мной? — поинтересовался голос, чей обладатель был даже не очень уродлив, что, в общем-то, неважно.
Мариша прикинула размеры своих поднакопившихся платежей, приплюсовала сюда старые и новые долги, накинула процент за риск и ровный загар своих длинных ног и сказала:
— Сто баксов.
Мужик присвистнул и задумал подлость. Это было видно по замаслившимся глазкам. Подлостью Мариша называла многое, но главной подлостью она считала обман. Сейчас Мариша не успела толком оформить свои подозрения в осмысленную форму, как мужик уже скомандовал:
