Проснулся он от слов:
— Ну как, дозрел наш голубчик? — заданных ехидным тоном, словно человек не сомневался в ответе.
— Да он дрыхнет уже который час, — лениво произнес один из парней.
Спрашивавший поперхнулся и умолк, уставившись на Мишку. Мишка глаз не открывал принципиально, так как узнал этого человека, но общаться с ним у него не было никакого желания.
— Повезло мне, — продолжил говорить пришедший. — Половина города гоняется за ним, вторая ищет припрятанное им сокровище, а он вот тут, голубчик, — лежит передо мной и жаждет рассказать, куда он запрятал камешки.
Несмотря на свое незавидное положение, Мишке стало смешно. Этот придурок выглядел таким довольным самим собой, хотя у него не было для этого ни малейшего повода.
— Он вроде улыбается? — нерешительно спросил один из охранников.
— Замолчи, полудурок! — завизжал пришедший. — С чего бы это ему веселиться? Он знает, что со мной шутки плохи. Это гримаса ужаса. Сними с него пластырь.
Освобожденный от пластыря, Мишка открыл глаза, сочтя, что после такой процедуры глупо притворяться спящим, и, не выдержав, расхохотался.
— Доктор, — сказал он, — тебе самому подлечиться не мешало бы. А то выглядишь, как помешанный профессор из мультиков, да и ведешь себя соответственно.
И Мишка снова захихикал.
— Видите, у него истерика, — торжествующе сказал Григорий, так как это был он собственной персоной. — Убирайтесь отсюда!
Охранники неохотно отошли в дальний угол.
— Ты совсем свихнулся или как? — с искренней заинтересованностью (друг все-таки) спросил Мишка.
— А как ты думаешь? После всего, что со мной случилось, любой бы спятил. Но я в полном порядке, — тут же хвастливо прибавил он, заставив Мишку всерьез заволноваться, ведь известно, что никто так неохотно не признается в своей болезни, как сумасшедшие.
— У меня есть для тебя несколько занятных вещичек, — наклонившись к Мишке, прошептал доктор. — Думаю, что они тебе не понравятся.
И он открыл свой чемоданчик, который оказался доверху заполнен самыми разнообразными медицинскими приспособлениями. Из них всех Мишка узнал только шприц, скальпель и зубоврачебные щипцы, неведомо откуда оказавшиеся у психоаналитика Григория.
— Ты что, все утро собирал их? — спросил Мишка. — Или пришлось потратить время на то, чтобы меня выследить и этих обезьян нанять?
Судя по смущенному молчанию, которое воцарилось после этих слов, его предположение было весьма близко к истине.
— Ты мне обязан возместить убытки, — произнес Григорий. — По твоей милости я остался без работы.
Даже если я договорюсь с твоими приятелями и они поверят, что я ни при чем, и вернусь в свой кабинет, то все равно мое дело труба. Кому нужен врач, который сам себя вылечить не может? Поэтому раз я потерял работу и стал нетрудоспособным, ты должен выплатить мне неустойку. А так как ты, догадываюсь, будешь снова путать меня своими сказками про потерю памяти, я и захватил все эти причиндалы, с помощью которых мы быстро достигнем взаимопонимания.
— Пытать сам будешь? — снова заинтересовался Мишка.
— Посмотрим, — туманно пообещал Григорий.
— О, так у тебя, помимо этих двух лбов, еще другие соучастники имеются? — оживился Мишка. — А то прости, но эти не выглядят достаточно сообразительными для того, чтобы разобраться во всех твоих инструментах для нейрохирурга.
— Ты что-то слишком в хорошем настроении, — недовольно пробурчал Григорий. — Я схожу перекусить и передохнуть, а ты пока подумай о своем положении и стоят ли камешки того, чтобы остаться без глаза или, скажем, без ноги.
— Передавай привет Иннокентию и девочкам! — жизнерадостно крикнул ему вслед Мишка, надеясь, что Гришка попадется в эту ловушку.
Так и случилось. Григорий остановился у порога и мрачно сказал:
— Иннокентий прекрасный человек, и ты его не трогай, он полностью меня поддерживает, а девчонки твои смылись неизвестно куда, вместо того чтобы дожидаться меня под часами, как договаривались.
Итак, Григорий, сам того не ведая, выдал Мишке именно те сведения, на которые тот и рассчитывал.
Стало ясно, что Иннокентий тоже заимел зуб на Мишку, должно быть, из-за разгрома в квартире или из-за того, что Мишка обманом вынудил его приютить у себя в доме премерзкий женский пол, выдав двух его представительниц за трансвеститок, что тоже выглядело достаточно мерзко в чьих угодно глазах, но все-таки было более терпимо для Иннокентия, который еще к тому же и втюрился в спятившего доктора.
Значит, надежды на то, что Иннокентий внезапно появится на пороге и кинется со слезами раскаяния на шею дорогого школьного друга, не было.
— Как все скверно, — пробормотал Мишка, косясь на открытый чемоданчик, который Григорий предусмотрительно поставил поближе к нему и который, как Мишке ни хотелось это признавать, наводил на него жуть. "Все дело в том, — продолжал он размышлять уже про себя, — я с детства не перевариваю врачей, и они платят мне взаимностью… Но где же две мои дорогие проныры? Неужели не догадаются проследить за Гришкой или за Кешкой? Должен же Григорий навещать свою мамочку? Она ведь у него особа трепетная и чуть что, сразу в обморок.
Как же он надолго оставит ее? Давайте, девочки, отправляйтесь-ка к маме доктора, но с ним самим лучше никуда не ходите. А то я вашей компании, конечно, буду рад, но на свободе вы мне пригодитесь больше".
Мы же при всем своем желании не смогли бы выполнить ни первой Мишкиной мысленной мольбы, по причине далекого расстояния от доктора, ни второй — не вляпаться в жуткую историю с ним — по той же причине. Так что спятивший доктор нам был пока не страшен. Но это вовсе не значит, что нам нечего было бояться. У нас имелась целая куча поводов для страха, но даже и не будь их, мы отлично могли бы перепугать самих себя до полусмерти.
— Ты точно уверена, что этот поезд едет в правильном направлении? — стоило нам пересечь черту города, принялась ныть Мариша.
— Не знаю, — недовольно буркнула я, так как только что задремала. — Пойди и узнай.
Мариша так и поступила. Вещественным результатом ее расспросов явился молодой человек в черной джинсе, который, оказывается, ездит на этой электричке каждый день по два раза, за исключением выходных. Видимо, на правах аборигена он без спроса расположился возле нас и тут же извлек из кармана потрепанную колоду карт.
— Перекинемся в дурачка? — предложил он.
Я внутренне ощетинилась, мне повсюду мерещились темные личности, этот вполне тянул на мелкого шулера.
— Денег у нас нет, — поставила я его на всякий случай в известность, чтобы он губы не раскатывал и особо не усердствовал.
— А мы на огурец, — ничуть не смутившись, согласился наш попутчик, кивая на захваченный нами еще из дома огурец.
