– Да.
Джо явно неловко.
– Жаль, что я с ним не увиделся. Я пытался звонить какое-то время тому назад. Разыскал вас, оставлял сообщения. Ответа так и не получил, думал, что вы все еще не хотите меня знать.
– Мы все совершаем ошибки, о которых жалеем, – говорю я. – В том числе и я.
Я еду домой на велосипеде.
– Олли, о чем ты хотел со мной поговорить в тот день?
Да, я обещала себе не возвращаться к одному и тому же вопросу, обещала Китти не мучить себя больше, однако разговор с Джо вновь пробудил эти мысли.
– Ты был очень тихим за завтраком… Что тебя беспокоило? Почему ты был таким рассеянным?
«Он звонил? – спрашивает голос Олли. – Когда? Бекка, почему ты мне не сказала?»
Я налегаю на педали, ныряю в арку у типографии, проношусь мимо паба «Уайкхем-Армс».
– Олли, ты не ответил на мой вопрос. Мне нужно знать.
«А ты не ответила на мой. Почему ты возненавидела Джо? Что между вами стряслось?»
12
Бристольский университет десять лет назад
Я одна у себя в спальне, вскрываю конверт. Письмо от директора флорентийской академии искусств. Я читаю, а потом перечитываю текст, просто на всякий случай.
«Мы рады вам сообщить…»
Пританцовывая от счастья, я бегу вниз, к телефону, чтобы рассказать все Китти. Она меня поздравляет и тут же с грохотом обрушивает с небес на землю.
– Теперь придется рассказать родителям.
Я кручу телефонный провод.
– И Олли будет по тебе скучать. – Пауза. – Он в курсе?
– Погоди ты, я сама только что узнала.
– Да, но он в курсе, что ты подавала заявление?
Китти правильно истолковывает мое молчание.
Олли будет за меня счастлив, уговариваю я себя со страхом в сердце и направляюсь в библиотеку – вдруг найду его там за повторением материала, ведь впереди маячат летние экзамены. Он поймет, что это великолепная возможность. Я хочу следовать своей мечте и стать художником.
Мысленно возвращаюсь в тот день, когда отец показал мне старые альбомы, принадлежавшие его тетушке Сесили.
– Это твоя двоюродная бабушка, Бекка, – сказал он, осторожно вынимая из коробки кожаные альбомы.
Тем воскресным утром мы были в его кабинете вдвоем, потому что мама повезла Пиппу на шестичасовой тренерский семинар по теннису в Слау. Альбомы, несмотря на потрепанные уголки и тонкую бумагу, пахли приключениями. Под каждой работой Сесили аккуратно подписывала карандашом место и время. В тот день бабушка Сесили провела меня по кафе Барселоны, пляжам Корнуолла, коровьим пастбищам Сомерсета, пустыням Египта. Помню, как меня зачаровали картины дикой природы Африки.
– Сесили любила архитектуру, – говорил папа, показывая мне изящные рисунки тушью с изображениями коринфских колонн, арок и церквей.
Там даже была западная сторона Винчестерского собора. Папа объяснял, что так он впервые узнал про этот город, – здесь жила Сесили. Я любила ее рисунки Винчестера, на них были знакомые места. Однако больше всего мне нравилась картина флорентийской базилики Сан-Миниато-аль-Монте. Папа говорил, что это великолепная церковь в романском стиле, которая примыкает к Оливетанскому монастырю. Когда папа показал мне мозаику с изображением Христа на троне между Девой Марией и святым Миниасом, я воскликнула: «Ого-о!», так красиво это смотрелось в золоте. Обычно старых бабушек считают пропахшими нафталином кошелками, но Сесили была исследовательницей.
– Тогда ей было двадцать восемь, – пояснил папа, рассказывая про ее отъезд во Флоренцию в 1917 году.
Я поклялась, что тоже однажды отправлюсь в Италию и увижу этот город своими глазами, с собственным альбомом для рисования в руках.
Прохожу мимо библиотечного кафе, направляюсь к лестнице…
В отгороженных кабинках работают студенты, однако Олли нет. Значит, он может быть только в одном месте.
– Тебе повезло, Бекка, что ты тоже любишь рисование, – сказал папа. – Это замечательное хобби.
– Хобби? – позже возмутился Олли. Мы лежали в постели, слушая группу Supergrass; я устроила голову на сгибе его локтя. Нам было по девятнадцать, почти двадцать, и мы встречались уже около полугода. Я пригласила Олли в Винчестер на выходные. – Как-то снисходительно, а?
Я рассказала, как теннис моей сестры не считается хобби, что родители, особенно мама, лелеют мечты о том, как Пиппа будет играть на Уимблдоне. А вот мое искусство – это просто развлечение, никто не может жить за счет рисования.
– А как же Энди Уорхол? – заспорил Оли.
– Он умер.
– Предварительно сколотив целое состояние. А Дэвил Хокни? Он продолжает богатеть! – не унимался Олли.
Олли провел ладонью по моим длинным волосам, накрутил прядь на палец.
– Я не видел твои картины, Бекка. Можно посмотреть?
Я достала с верхушки шкафа черную папку с подборкой работ, и Олли бережно их просмотрел. Я показала свою любимую: стилизованный вид на кафе. Этот рисунок занял первое место в колледже.
– А что это? – спросил Олли, зацепив мою ступню своей.
– Боже… — Сразу ожили воспоминания. – Был такой конкурс, для детей от пяти до девяти лет… – Олли отвлекал меня щекотными прикосновениями. – Велели нарисовать стихийное бедствие.
На рисунке был изображен красный дом с выпадающими кирпичами, на фоне гор и бурлящей лавы. Фигурка на переднем плане заставила нас улыбнуться – настолько странные у нее оказались ноги. Я пыталась показать, что этот человек изо всех сил убегает от катастрофы, но не смогла правильно передать движения. Получилось, будто он сидит на шпагате. Я дикий крик подняла от разочарования. «А, всего-то», – отмахнулась примчавшаяся мама. На рисунок она даже не взглянула.
– Я так разозлилась, что скомкала его и выкинула в мусорку, – закончила я рассказ. – Поэтому он такой мятый.
– Скучаешь по рисованию? – поинтересовался Олли.
Я кивнула.
– Но родители правы. Этим на жизнь не заработаешь.
Я принялась собирать рисунки, однако Олли схватил меня за запястье.
– Бекка, я хочу быть писателем, и никто не посмеет сказать, что не выйдет. Пусть идут к черту. Не слушай родителей! – Он положил папку на пол и пинком закрыл дверь в мою спальню. – Делай то, что тебя радует. Живи своей жизнью. Иди ко мне.
Вскоре мы вовсю целовались. Я подняла руки; Олли стянул с меня футболку и мастерски расстегнул лифчик. К тому времени Олли порядком наловчился это делать.
– Ты потрясающая и талантливая, – пробормотал он, когда я избавила его от джемпера и потянулась к пряжке ремня.
