Он сует мне белую чайную свечку и коробок спичек. Зажигаю крошечный фитилек и ставлю рядом с уже горящей свечой.
– Я временами думаю о рае, существует он или нет. А ты?
– Иногда. Чаще с тех пор, как умерла мама, – признает Джо. – Надеюсь, ее окружают цветы. Она любила Королевские ботанические сады.
– Мы с Олли раньше играли в такую игру. Кем бы ты хотел быть, если не собой. После Шопена и Боба Дилана Олли назвал Гогена.
– Интересно, почему, – тихо смеется Джо.
– Может, Олли сейчас лежит на пляже в окружении экзотических женщин?
– Вряд ли.
– Тогда где он? – спрашиваю зачем-то я.
Джо пожимает плечами.
– Таити – это, конечно, хорошо. Я бы сам не отказался туда махнуть, но мне кажется… – Джо умолкает, глядя на меня.
– Что?
– Он с тобой.
Голова падает на подушку. Когда Джо снимает с меня туфли, я чувствую, как тяжесть мира перестает давить, ускользает песком сквозь пальцы. Джо сидит на краю постели, поглаживает меня по волосам. Очень приятно. Он выключает ночник. Слышу шаги, тихонько закрывается дверь.
33
Раздается стук. Мне кажется, что это сон, но стучат настойчиво, и я наконец просыпаюсь. Слышу, как что-то ездит по подносу.
– Открыто!
На ощупь ищу выключатель ночника на тумбочке. В комнату входит Джо с завтраком наперевес.
– Доставка еды в номер: ле кофе и ле круассаны, – произносит он с французским акцентом и продолжает уже нормально: – Надеюсь, тебе понравится этот весьма аппетитный на вид, – он берет баночку и изучает этикетку, – абрикосовый джем фирмы «Бонн Маман», к которому весьма неравнодушен мой отец.
Я усаживаюсь на постели.
– Подожди. – Взяв подушку, Джо кладет ее мне под спину. Он такой заботливый. Наверное, из него получился бы великолепный врач. – Хорошо спалось?
Джо устраивает поднос на свободной половине кровати и смеется, что мой живот вполне можно использовать как столик.
К моему изумлению, спалось действительно хорошо.
– Еще чего-нибудь желаете?
– Чтобы вы, месье, уселись. – Хлопаю по постели и беру теплый круассан. – Возьми штучку.
Он берет пару.
– Ты разве не говорила, что их надо есть по два?
– Куда сегодня собираешься? – спрашивает Джо, устроившийся на свободной половине кровати.
– Думаю, с мамой по магазинам.
Бывшая комната Пиппы теперь похожа на детский отдел, но мне еще надо купить легкую коляску.
– Божечки, – охаю я с полным ртом. – Мама же, наверное, с ума сходит! Решила, что я съехала в кювет или…
– Спокойно. Я с ней уже поговорил. Вчера, когда ты заснула, она позвонила тебе на мобильный. Я и сказал, что ты тут.
Я с облегчением его благодарю.
– Бекка?
– Что?
– У тебя… – Он кивает на уголок рта и, кажется, вот-вот коснется моего лица, но я успеваю быстро вытереть капельку джема.
– А ты разве сегодня не работаешь?
Джо качает головой.
– Помогаю отцу. Пока ты была в Лондоне, он очень нехорошо упал.
– Ох, черт. Что случилось?
– Неудачно упал с кровати. Его нашла Мэвис. Сейчас отца уже выписали, и он дома, но ей сегодня надо кое-куда отлучиться.
– Почему ты раньше ничего не сказал? Позвонил бы мне.
– Ты уехала, Бекка. В любом случае он в порядке. Просто ушибы.
– Жаль, что ты не позвонил.
– Я хотел… – Джо пробегает пальцами по волосам. – Эдоардо сказал, что у тебя был взволнованный голос. К чему тебе еще мои россказни про местные драмы.
– Мы друзья. В следующий раз звони. Обещаешь?
Он кивает. Я ставлю чашку с кофе на тумбочку.
– Так, мне уже надо бежать. Спасибо тебе большое за вчера, за…
– Подожди…
– Что?
– Может, проведешь день со мной? Познакомишься с отцом?
– Познакомлюсь?.. – тупо переспрашиваю я.
– А почему бы и нет? Он тот еще старый плут, но если ты не боишься…
34
Когда Джо представляет меня своему отцу, сидящему в кресле с прямой спинкой, я стараюсь скрыть шок. Меня пугает не огромный синяк на лбу и не бледное лицо. А худоба. Свитер буквально спадает, брюки вытянуты на коленках.
– Все утро порывается идти в какой-то «Лобстер-Пот», – сетует Мэвис. – Так, Джо, в холодильнике лазанья, а простыни я постелила чистые, так что все в ажуре.
Маме Адама, пышногрудой женщине обильной комплекции, лет шестьдесят, но все равно видно, что она исполнительная и веселая. Я моментально проникаюсь к ней симпатией и понимаю, почему Джо готов ее на руках носить.
– Мэвис, это Ребекка.
– Та самая Ребекка? – сияет она и касается моего плеча пухлой веснушчатой рукой. – Адам мне столько про тебя рассказывал. Говорит, красавица, принцесса, и это на самом деле так.
– Он думает, что у нее волосы, как у Джулии Робертс, – добавляет Джо.
Я краснею.
– Я так зазнаюсь… Продолжайте! – смеюсь я.
– Винный курс для него был очень важен, Джо, – говорит Мэвис.
– Адам стал лучшим учеником, – замечаю я.
– Он талантливый, на лету схватывает, – подтверждает Джо.
– И отличный повар! – В голосе Мэвис звучит гордость.
– Простите, я здесь, – напоминает о себе отец Джо.
Мэвис и Джо просят его податься вперед, а потом подхватывают под руки и помогают пересесть в кресло-коляску. Несмотря на хрупкий внешний вид, я понимаю, как его сложно передвигать.
– Отлично, мистер Лоусон! – хлопает в ладоши Мэвис.
По пути сюда Джо рассказал, что она отказывается называть его по имени, Фрэнсисом. «Вот такая старомодная», – заключил он.
– Да, не слишком тепло, зато хоть дождя нет, – радостно болтает Мэвис, на пару с Джо помогая надеть на мистера Лоусона пальто, а потом накрывает его колени пледом. – Мистер Лоусон, пожалуйста, сидите смирно.
Взглянув на меня, она интересуется, когда должен родиться ребенок.
– Сразу после Рождества. Еще недель десять.
Рассказываю, что скоро начнутся курсы для будущих матерей.
– Мы поедем в «Лобстер-Пот»? – спрашивает Фрэнсис, разглядывая меня.
– Пап, это в Лондоне. Он туда нас с мамой водил, – объясняет Джо. – Милый французский ресторанчик.
– Почему мы не можем поехать? – настаивает Фрэнсис, пытаясь выбраться из кресла. – Кто взял мой шарф?
