— Или стражами, — добавил Л’орик. — Прошу прощения, Избранная.
— Стражи? Да, это тоже хороший вариант. Они ведь похожи на солдат, верно?
— На чём, — спросил Геборик, — стоят эти стражи? Видишь землю, на которой они стоят?
— Кости — тут много мелких деталей, Призрачные Руки. Как ты узнал?
— Опиши эти кости, пожалуйста.
— Нечеловеческие. Очень большие. Видна часть черепа — вытянутый, с ужасными клыками. На нём сохранились остатки своеобразного шлема…
— Шлем? На черепе?
— Да.
Геборик умолк. Он начал раскачиваться взад-вперёд, но едва сознавал это движение. В голове его нарастал тяжёлый, погребальный плач, вопль боли и горя.
— Господин, — продолжала Ша’ик дрожащим голосом, — стоит странно. Руки вытянуты, согнуты в локтях, так что ладони свисают по сторонам — очень странная поза…
— А ступни у него сдвинуты?
— Вполне возможно.
Словно остриё. Ровно и бесчувственно Геборик спросил:
— И во что он одет?
— В тесные шелка, судя по блеску. Чёрные.
— Ещё что-то?
— Цепь. Протянулась поперёк груди, с левого плеча до правого бедра. Крепкая цепь чёрного кованого железа. На плечах у него деревянные диски — точно эполеты, только большие — в ладонь каждая…
— Сколько их?
— Четыре. Ты уже что-то понял, Призрачные Руки. Объясняй!
— Да, — пробормотал Л’орик, — у тебя уже есть соображения по этому поводу…
— Врёт он, — прорычал Бидитал. — Все его забыли — даже его собственный бог — и вот он теперь хочет придать себе значительности.
Хриплым, издевательским тоном заговорил Фебрил:
— Бидитал, глупый ты человек, он касается того, что мы не можем почувствовать, и видит то, к чему мы слепы. Говори, Призрачные Руки. Почему Господин стоит в такой позе?
— Потому, — ответил Геборик, — что он — меч.
Но не просто меч. Он меч превыше всех иных — и режет холодно и верно. И меч подобен природе самого этого человека. Он себе прорубает путь. Никто не поведёт его за собой. И вот он стоит передо мной. Я его вижу. Вижу его лицо. О, Ша’ик…
— Господин Колоды, — проговорил Л’орик, затем вздохнул. — Магнит для порядка… в противоположность Дому Цепей — но он стоит один, со стражами или без, а слуг у нового Дома множество.
Геборик улыбнулся:
— Один? Но он всегда был одинок.
— Так почему же ты улыбаешься так, словно сердце твоё разбито, Призрачные Руки?
Я скорблю о человеческом. Эта семья — о, как она враждует сама с собою.
— На это, Л’орик, я не отвечу.
— Ныне я должна поговорить с Призрачными Руками наедине, — объявила Ша’ик.
Но Геборик покачал головой:
— Я уже всё сказал, — даже тебе, Избранная. Добавлю лишь одно и ни словом больше: положитесь на Господина Колоды. Он даст ответ Дому Цепей. Даст ответ.
Чувствуя себя не по годам дряхлым и разбитым, Геборик поднялся на ноги. У него за спиной что-то шевельнулось, затем ладонь юной Фелисин легла ему на запястье. И старик позволил ей вывести себя из зала.
Снаружи уже опустились сумерки, они ознаменовались блеяньем коз, которых вели с пастбищ в загоны. На южной окраине города грохотали конские копыта. Камист Релой и Корболо Дом не явились на собрание, поскольку давали смотр войскам. Обучение велось по малазанскому образцу, и лишь здесь, даже Геборик вынужден был это признать, напанец-полукровка весьма преуспел. Впервые в истории малазанская армия столкнётся с войском, равным ей по выучке, снаряжению — всему, кроме морантской взрывчатки. Тактика и расположение сил будут идентичными, а потому победу принесёт лишь численное превосходство. На взрывчатку ответят чародейством, ибо Армия Вихря могла похвастаться полным отрядом Высших магов, а у Тавор, если верить вестям, не было ни одного. Шпионы в Арэне отметили присутствие двух виканских детей — Нихила и Бездны, — однако утверждали, что оба совершенно сломлены гибелью Колтейна.
Но зачем бы ей понадобились маги? Она ведь несёт отатараловый меч. Впрочем, его защитную мощь невозможно раскинуть над всей армией. О, милая Ша’ик, ты ведь и вправду можешь всё-таки победить свою сестрицу.
— Куда ты хочешь пойти, Призрачные Руки? — спросила Фелисин.
— Домой, девочка.
— Я не об этом.
Он вскинул голову:
— Я не знаю…
— Если и вправду не знаешь, то я твой путь разглядела прежде тебя самого, и в это мне трудно поверить. Ты должен уйти отсюда, Призрачные Руки. Вернуться по собственным следам, иначе то, что преследует тебя, тебя и погубит…
— Разве это важно? Девочка…
— Да подумай хоть на миг о чём-то кроме себя, старик! Что-то в тебе сокрыто. Поймано в твоей смертной плоти. Что случится, когда эта плоть умрёт?
Он долго молчал, затем спросил:
— Почему ты в этом уверена? Смерть моя может лишь означать, что эта сила не сбежит, — моя гибель может замкнуть портал так крепко, как он был заперт прежде…
— Потому что пути назад нет. Она здесь — сила, стоящая за твоими призрачными руками, — и это не отатарал, который слабеет, всё больше слабеет…
— Слабеет?!
— Да, слабеет! Разве твои сны и видения не стали хуже? Ты не понял почему? Да, мать мне рассказала — про Отатараловый остров, пустыню… про статую. Геборик, кто-то сотворил целый остров отатарала, чтобы сковать эту статую, пленить её. Но ты дал ей возможность бежать — через свои руки. Ты должен вернуться!
— Довольно! — зарычал бывший жрец и отбросил её руку в сторону. — А о себе в этом странствии она тебе рассказала?
— Лишь о том, что чем бы она ни была прежде, это уже не имеет значения…
— Ещё как имеет, девочка! Огромное!
— О чём ты?
Искушение было невыносимым. Потому что она — малазанка! Потому что Тавор — её сестра! Потому что эта война уже не принадлежит Вихрь — её похитили, извратили в нечто куда более могущественное узы крови, которые сковали всех нас самыми жестокими, самыми крепкими цепями! Разве выстоит против такого яростная богиня?
Но Геборик промолчал.
— Ты должен отправиться в путь, — тихо повторила Фелисин. — Но я знаю, что ты не справишься один. Я пойду с тобой…
При этих словах он неуклюже отшатнулся, замотал головой. Ужасная, чудовищная мысль. Но мучительно совершенная — кошмарная в своей идеальности.
— Послушай! Мы же не обязаны идти одни. Я найду кого-нибудь. Воина, верного защитника…
— Довольно! Ни слова больше!
