В небе пылало единственное солнце, и Онрак понял, что они вернулись в его родной мир.
Т’лан имасс медленно поднялся на ноги.
— Нужно уходить отсюда, Трулл Сэнгар. Мои сородичи отправятся в погоню. Даже если остался лишь Монок Охем, он не отступится.
Трулл поднял голову:
— «Остался»? Это ты о чём? Куда подевались остальные?
Онрак посмотрел на тисте эдур:
— Лиосаны поняли слишком поздно. Поворот Телланна успешно лишил чувств сенешаля. Они были совершенно не готовы. Ибра Голан, Олар Шайн и Харан Эпал вошли на Путь Куральд Тирллан.
— Куда? Зачем?
Онрак сумел улыбнуться целой половиной лица.
— Они пошли убивать бога лиосанов, Трулл Сэнгар.
От армии остались лишь кости и обломки доспехов, которые утопали в густом сером пепле на крутых склонах котлована. Невозможно было понять, стояли солдаты лицом наружу, охраняя какой-то вход под землю, или внутрь, пытаясь удержать то, что там покоилось.
Лостара Йил стояла по щиколотку в пепле. Смотрела, как Жемчуг осторожно расхаживает среди костей, время от времени нагибаясь, чтобы подобрать и рассмотреть поближе тот или иной предмет. В горле у неё пересохло, и ненависть к Имперскому Пути росла с каждым мгновением.
— Пейзаж неизменен, — заметил Жемчуг, — но всегда разный. Я уже ходил по этой тропе — именно по этой. Тогда здесь не было развалин. И никаких костей и ям в земле.
И здесь не было ветра, который мог бы потревожить пепел.
Тем не менее кости и более крупные объекты каким-то образом поднимались на поверхность. Так случалось в песках, так почему бы и не в пепле? Но всё равно некоторые развалины были огромны. Просторные мощёные площади, идеально чистые, без единой пылинки. Высокие накренившиеся башни, словно прогнившие клыки. Мост, ведущий из ниоткуда в никуда, камни уложены так точно, что даже лезвие ножа между ними не вгонишь.
Стряхнув пепел с перчаток, Жемчуг подошёл к Лостаре.
— Очень любопытно.
Лостара закашлялась, сплюнула серую мокроту.
— Просто найди врата и выведи нас отсюда, — прохрипела она.
— Ну, что до этого, дорогая моя, боги нам улыбнулись. Я нашёл врата, притом вполне живые.
Лостара нахмурилась, понимая, что он пытается выжать из неё закономерный вопрос, но задавать его не было никакого настроения.
— Увы, я понимаю, о чём ты думаешь, — продолжил Жемчуг с кривой усмешкой и указал на котлован. — Именно там… к сожалению. Таким образом, перед нами стоит тяжёлый выбор. Продолжить искать более доступные врата (и рисковать тем, что ты себе все лёгкие выкашляешь) или спускаться вниз.
— И этот выбор ты оставляешь мне?
— Почему бы и нет? Итак, я жду. Что выбираешь?
Лостара снова прикрыла лицо и нос шарфом, затянула ремешки на вещевом мешке и решительно зашагала… к котловану. Жемчуг пристроился следом.
— Отвага или слабоумие. Иногда их почти не различить…
— Только задним умом, — буркнула Лостара, пинком сбросила с ноги рёберную клетку, из-за которой чуть не упала, и выругалась, поскольку костяк поднял в воздух тучу пепла. — Что это за солдаты? Ты знаешь?
— Хоть я и могу похвастаться несравненной наблюдательностью и безграничным искусством делать выводы, девочка, я всё же не могу ничего прочесть там, где читать нечего. Трупы. Человеческие, насколько я могу судить. Добавлю лишь, что бой они приняли по колено в пепле, а это означает…
— Что этот мир к тому моменту уже выгорел дотла, — вклинилась Лостара. — Так что либо они пережили пожар, либо были просто странниками… как мы.
— И вероятней всего, вышли именно из тех врат, к которым ныне подходим мы.
— Чтобы сразиться с кем?
Жемчуг пожал плечами:
— Понятия не имею. Но у меня есть несколько гипотез.
— Ну, разумеется, — огрызнулась она. — Все мужчины такие: не можете просто сказать «не знаю», и всё тут. Вы же знаете ответы на все вопросы, а если не знаете, то выдумываете.
— Возмутительное обвинение, дорогая моя. Тут дело не в «выдумывании» ответов, скорее речь об умозаключении гипотетического характера. Есть небольшое отличие…
— Это всё ты говоришь, только я не обязана слушать. Бесконечная болтовня. Всё время. Есть ли на свете мужчина, который может поверить, что слов бывает слишком много?
— Не знаю, — ответил Жемчуг.
Через некоторое время Лостара прожгла его взглядом, но Коготь уже рассматривал что-то впереди.
Они добрались до края котлована и остановились, глядя вниз.
Спускаться будет нелегко — полузасыпанные кости, изъеденные временем мечи, неизвестной толщины слой пепла и пыли. Отверстие на дне зияло чёрным провалом около десяти шагов в поперечнике.
— В пустыне, — пробормотала Лостара, — есть пауки, которые строят такие ловушки.
— Но наверняка не столь большие.
Она наклонилась и подобрала берцовую кость, на миг удивилась её весу, а затем швырнула вниз по склону.
Глухой стук.
А потом слежавшийся пепел у них под ногами исчез.
И оба покатились в клубах пыли, пепла и обломках костей — вниз. Шипящий рывок, и вот они — ослепшие, задыхающиеся — уже падали вниз в струях сухого дождя. И тяжело приземлились на следующий склон, который тоже подался, понёс вниз, точно ревущая лавина. Они падали — вместе с костяными осколками и железным хламом, — и казалось, что падение длится бесконечно.
Лостаре нечем было дышать — они тонули в густой пыли, погружались в сыпучие, густые волны, затем вновь вырывались наружу. И падали вниз, вниз, в абсолютную тьму. Внезапный болезненный удар — кажется, о дерево, — затем изношенный, покоробленный паркет — и снова вниз.
Опять удар и паденье.
Затем Лостара покатилась по плитам под напором пепла и мусора, пока наконец не остановилась, с хрустом ударившись спиной о камень. Слева вверх поднимался холодный воздух — она протянула руку, пощупала — и ладонь провалилась в пустоту там, где должен был быть пол. Пустоту. Лостара лежала на каком-то выступе, и что-то ей подсказывало, что упади она с него, то приземлилась бы уже прямо в объятья Худа.
Чуть выше и справа послышался кашель. Толчок — сверху посыпались пепел и кости.
Ещё один такой толчок, и она свалится с края. Лостара повернула голову налево и сплюнула, затем попыталась заговорить. Слово вырвалось наружу с хрипом и присвистом:
— Не…
Снова кашель, затем:
— Что «не»?
— Шевелись.
— Ого. Звучит нехорошо. Всё плохо, да?
— Плохо. Опять уступ. Опять провал… И тут, думаю, можно падать вечно.
