Зарычав, Карса выхватил свой деревянный меч. В холодном воздухе руки слегка занемели. Будь в западной части Священной пустыни хоть какие-то другие источники воды, ему бы не пришлось взбираться на эти высоты, но теперь уже поздно было жалеть о принятых решениях.
Тяжёлое дыхание волков звучало с обеих сторон и за спиной.
— Им нужна надёжная опора под ногами, предводитель. Впрочем, тебе тоже. Берегись тех трёх, что следуют сзади, — они нападут первыми, скорее всего, за шаг или два до того, как ты доберёшься до скалы.
В ответ на непрошеный совет Байрота Карса оскалил зубы. Он и сам прекрасно понимал, что и когда сделают звери.
Внезапно лапы ударили в наст так, что в воздух взвились комки снега, и все волки разом обогнали ошеломлённого Карсу. Когти скрипнули на голом камне, брызнула талая вода, и хищники, развернувшись, встали полукругом перед теблором.
Он замедлил шаг, поудобней перехватил оружие. На этот раз смолчал даже Байрот Гилд: он явно был столь же неуверен, как и сам Карса.
В голове зазвучало тяжёлое дыхание, затем — хриплый голос:
— Нам понравилось, тоблакай. Ты бежал без передышки три ночи и почти четыре дня. Мы поражены и восхищены, иначе не скажешь. Такого мы никогда прежде не видели. Видишь, как ходят у нас бока? Ты нас вымотал. И взгляни на себя — ты глубоко дышишь, веки покраснели, но стоишь крепко, ноги не дрожат, как и странный меч у тебя в руках. Ты что же, хочешь причинить нам вред, воин?
Карса покачал головой. Ответил на том же языке — малазанском.
— А ты, видно, что-то вроде одиночника. Но не один, вас много. Стало быть… д’иверс? Я убивал одиночников — шкура у меня на плечах тому свидетель, если усомнишься в словах. Нападай, если хочешь, и когда я всех вас перебью, скрою себе такой плащ, что сами боги позавидуют.
— Мы больше не хотим убивать тебя, воин. Более того, ныне мы заговорили с тобой, чтобы предупредить.
— О чём?
— Ты идёшь по следу.
Карса пожал плечами:
— Двое мужчин, оба тяжёлые, один повыше. Идут плечом к плечу.
— Плечом к плечу, да. И что это тебе говорит?
— Ни один не ведёт, ни один не следует за другим.
— Опасность скачет у тебя за плечами, тоблакай. Угроза исходит от тебя — ещё одна причина, по которой мы не будем сражаться с тобой. Великие силы жаждут заполучить твою душу. Слишком многие. Слишком смертоносные. Но внемли нашему предостережению: если повздоришь с одним из этих путников… мир пожалеет об этом. Весь мир, воин.
Карса второй раз пожал плечами:
— Сейчас я ни с кем не хочу сражаться, д’иверс. А если кто решит повздорить со мной, то уж не моя вина, что мир пожалеет. А теперь — довольно слов. Уйдите с дороги, а то я всех вас перебью.
Волки явно колебались.
— Скажи им, что Рилландарас пытался тебя отговорить. Прежде чем совершишь в жизни последний поступок, который приведёт к гибели мира.
Теблор увидел, как волки развернулись и побежали прочь, вниз по склону.
Хохот Байрота Гилда далёким громом раскатился в голове. Карса кивнул.
— Никто бы не принял вину за то, чего ещё не случилось, — пророкотал он. — И само это уже — могучее предостережение.
— А ты и вправду растёшь и делаешься соразмерен сам себе, Карса Орлонг. Что будешь делать?
Карса оскалил зубы, цепляя меч на ремни за плечом.
— Делать, Байрот Гилд? Как что? Пойду познакомлюсь с этими ужасными путниками, разумеется.
На этот раз Байрот Гилд не смеялся.
Талая вода бежала по ломкому камню под мокасинами Карсы. Впереди открылся лабиринт столовых гор из песчаника, плоские вершины поблёскивали снегом и льдом. Несмотря на яркое, послеполуденное солнце в чистом небе, узкие, извилистые каналы между горами утопали в глубокой тени.
Но снег под ногами исчез, и Карса уже чувствовал тепло в воздухе. Он видел лишь один путь вниз, и тот был уже не столько тропой, сколько потоком. Поскольку никаких других следов не было видно, теблор решил, что двое путников выбрали ту же дорогу.
Теперь урид двигался медленней, ноги отяжелели от усталости. Он бы ни за что не показал волкам-д’иверсам, насколько измотан, но эта угроза уже осталась позади. Карса чуть не падал с ног — не самое подходящее состояние, чтобы скрестить клинки с демоном, способным разрушить мир.
Но всё равно ноги несли его вперёд, будто по собственной воле. Словно так было суждено.
— А у судьбы, Карса Орлонг, своя движущая сила.
— Снова вернулся, чтоб травить меня, Байрот Гилд? Лучше бы дал совет. Этот Рилландарас, д’иверс, произнёс зловещие слова, верно?
— До нелепости зловещие, предводитель. Нет сил в этом мире — или в любом другом, — которые могли бы представлять собой такую немыслимую угрозу. И слова были сказаны в безумном потоке страха. Скорее всего, личного по природе — тот, кто идёт впереди, видно, уже сталкивался с этим Рилландарасом, и от этой встречи пострадал д’иверс.
— Здесь ты, скорее всего, прав, Байрот Гилд. Дэлум Торд, ты уже давно молчишь. Что думаешь?
— Я встревожен, предводитель. Ведь д’иверс — могучий демон. Принимает столько обличий, но остаётся един. Говорит у тебя в голове, как пристало бы богу…
Карса поморщился:
— Богу… или паре призраков. Он — не демон, Дэлум Торд. Мы, теблоры, небрежно используем это слово. Называем так форкрул ассейлов. Одиночников. Д’иверсов. Никто из них на деле не демон, ибо никого из них не призывали в наш мир, все они — порожденья этого мира, и никакого другого. И, по правде сказать, ничем не отличаются от нас, теблоров, или нижеземцев. Ничем — от ризанов и накидочников, от псов и коней. Все они — из этого мира, Дэлум Торд.
— Как скажешь, предводитель. Но мы, теблоры, никогда не используем это слово просто так. «Демон» описывает также и поведение, и в этом — всякая тварь может быть демонической. Тот, кто назвался Рилландарасом, охотился за нами, и если бы ты не измотал его, напал бы, что бы ты ни говорил.
Карса подумал, затем кивнул:
— Это верно, Дэлум Торд. Ты советуешь проявить осторожность. Всегда ты был таким, потому я не удивлён. Но тем не менее я не оставлю без внимания твой совет.
— Конечно, оставишь, Карса Орлонг.
Теблор пересёк последнюю полосу света и вошёл в тень. Поток плескался у его лодыжек, проход сузился, а земля под ногой стала неверной. Изо рта вновь начали вырываться облачка пара.
Слева на небольшой высоте тянулся широкий уступ — на солнце и сухой, как кость. Карса свернул и принялся карабкаться по выветренному склону балки, пока не выбрался на него. Выпрямился. Нет, это был не природный уступ. Дорога. Идёт вдоль ущёлья, огибая ближайшую гору слева. Склон самой горы когда-то, давным-давно, похоже, выровняли до высоты в два роста Карсы. На скале виднелись полустёртые пиктограммы, изъязвлённые ветром, утратившие в веках всякий цвет. Процессия фигур, по размеру — нижеземцев, с непокрытыми головами, в одних набедренных повязках. Все высоко вытянули руки над головой, словно цеплялись пальцами за пустоту.
