В этом, он знал, Избранная полагается на него, и Бидитал её не подведёт. В том, чего она от меня ждёт, — да, я справлюсь. Конечно, есть и другие проблемы, которые куда больше, чем Ша’ик, эта богиня и Путь Вихря, которым она правит. На кону состав самого пантеона… моя давно отсроченная месть этим чужеземным претендентам на Трон Тени.
Даже сейчас, если прислушаться очень, очень внимательно, он их слышал. И они надвигались. Всё ближе и ближе.
От страха он вздрогнул, и тени мгновенно отхлынули от него. Они вернулись, только когда он снова успокоился. Рашан… и Меанас. Меанас и Тир. Тир и Рашан. Трое чад Старших Путей. Галейна, Эмурланна и Тирллана. Стоит ли удивляться, что они опять сражаются? Разве не наследуем мы вражду своих отцов и матерей?
Но призрак прежнего страха остался. В конце концов, он не призывал их. Не понимал сути того, что кроется под Путём Вихря, причин, по которым Путь держался только в этом единственном месте и нигде больше. Не осознавал, что старые сражения не умерли, они только спят, и каждую кость в песке будоражат воспоминания.
Бидитал вскинул руки, и армия теней, собравшихся в его храме, придвинулась ближе.
— Дети мои, — прошептал он, начиная Замыкающую Песнь.
— Отец.
— Вы помните?
— Мы помним.
— Вы помните тьму?
— Мы помним тьму. Отец…
— Спросите и замкните это мгновение, дети.
— Ты помнишь тьму?
Улыбка жреца стала шире. Простой вопрос, тот, на который может ответить кто угодно, вообще все. И возможно, они бы поняли. Или нет. Однако я понимаю его.
— Ты помнишь тьму?
— Я помню.
Тени, вздохнув, рассеялись, а Бидитал вновь застыл, подавшись навстречу этому едва слышному зову. Опять задрожал. Они действительно приближались.
И жрец задумался, что они станут делать, когда наконец придут.
Их было одиннадцать. Его избранных.
Корболо Дом откинулся на подушки и, прикрыв глаза, рассматривал молчаливый ряд укутанных фигур, стоявших перед ним. Напанец поднял резной хрустальный кубок, в котором кружилось редкое вино из Гризианской долины, что в Квон-Тали. Женщина, развлекавшая Корболо этим вечером, спала, положив голову на его правое бедро. Он угостил её достаточной дозой дурханга, чтобы она забылась на десяток колоколов, хотя эти меры были вызваны скорее соображениями безопасности, нежели недостатком желания с его стороны.
Избранные из его «Живодёров», эти одиннадцать убийц, были невероятно искусны. Пятеро — личные убийцы Святых фалах’дов ещё до Империи, обретшие дары алхимии и колдовства, чтобы поддерживать юношескую внешность и энергию.
Из оставшихся шести трое были малазанцами — давними ставленниками самого Корболо Дома, ещё с тех времён, когда он осознал, что у него есть причины беспокоиться о Когтях. Причины… сейчас такое упрощение кажется даже забавным из-за своей скромности. Множество осознаний, неожиданных открытий, знаний, которые я никогда не думал обрести, — о вещах, которые я считал давно мёртвыми и ушедшими. Некогда таких телохранителей было десять. И доказательство их необходимости стояло сейчас перед ним. Ещё трое других, результат жестокой отбраковки, оставившей только людей с величайшими умениями, людей, одарённых счастливым союзом с удачей Опоннов — качествами, питавшими друг друга.
Трое этих последних убийц происходили из разных племён, каждый доказал свою ценность во время «Собачьей цепи». Стрела одного с семидесяти шагов поразила Сормо И’ната в день Чистой крови. Там были и другие стрелы, но именно эта — стрела убийцы — прошла сквозь горло колдуна, наполнив лёгкие юноши кровью, лишив его дыхания, так что он не мог больше вызывать своих проклятых духов для лечения…
Корболо отпил вина и неторопливо облизал губы.
— Камист Релой выбрал некоторых из вас, — пророкотал он мгновение спустя, — для особого задания, которое приведёт в движение все последующие события. И я доволен его выбором. Но не думайте, что это унижает остальных. В эту ночь будут и другие, важнейшие задачи. Здесь, в самом лагере. И заверяю, в эту ночь вам не придётся спать, так что готовьтесь. Кроме того, двое из вас останутся со мной, поскольку я точно знаю, что смерть будет искать меня ещё до нынешнего судьбоносного рассвета.
И вы должны умереть вместо меня, разумеется. Это вы клялись сделать, если потребуется.
— Теперь оставьте меня, — сказал он, взмахнув свободной рукой.
Одиннадцать убийц разом поклонились и молча вышли из шатра.
Корболо, ухватив женщину за волосы, снял её голову со своего бедра — отметив, что такое грубое обращение оставило её безучастной, — и встал с подушек. Он задержался, чтобы глотнуть вина, затем сошёл со скромного возвышения и направился к боковому помещению, отделённому шёлковыми занавесями.
В комнатке расхаживал Камист Релой. Руки заломлены, плечи расправлены, шея напряжена.
Корболо прислонился к стойке шатра, губы скривились в лёгкой усмешке при виде терзаний Высшего мага.
— Камист, какой из страхов досаждает тебе? О, не отвечай. Признаюсь, меня они уже не заботят.
— Это — дурацкое самодовольство с твоей стороны, — отрезал Высший маг. — Или ты считаешь нас единственными умными людьми?
— В мире? Нет. Здесь, в Рараку, — о, это совсем другое дело. Кого мы должны бояться, Камист Релой? Ша’ик? Богиня пожирает её проницательность — изо дня в день девочка всё меньше и меньше осознаёт, что происходит вокруг неё. И эта богиня едва замечает нас — о, возможно, что-то подозревает, но не более того. Далее — кто ещё? Л’орик? Я знаю много людей вроде него — творящих вокруг себя покров тайны, — и нахожу, что обычно под ним прячется пустой сосуд. Он — сплошное притворство, и ничего более.
— Боюсь, в этом ты ошибаешься, но нет, я не беспокоюсь о Л’орике.
— Кто ещё? Призрачные Руки? Этот человек провалился в болото хен’бары. Леоман? Он не здесь, и я позаботился о том, чтобы принять некоторые меры, когда он вернётся. Тоблакай? Я думаю, мы видели его в последний раз. Кто же остался? О, только Бидитал. Но Фебрил клянётся, что он уже практически с нами, остался простой вопрос — выяснить истинные желания этого ублюдка. Наверняка что-нибудь убогое и мерзкое. Он раб своих пороков, этот Бидитал. Предложи ему десять тысяч девочек-сирот, и улыбка никогда не покинет его рожи.
Камист Релой, продолжая расхаживать, обхватил себя руками:
— Источник моих тревог, Корболо Дом, не те из нас, о ком мы знаем, а те, о ком не знаем.
Напанец нахмурился:
— А как насчёт сотен лазутчиков, которые есть у нас в лагере? А сама богиня Вихря — можешь ли ты представить, что она допустит в лагерь чужаков?
— Твой недостаток, Корболо Дом, в склонности к прямолинейным мыслям. Задай этот вопрос ещё раз, но учти подозрения, которые питает к нам богиня.
