Он ступил в центр каменного круга и поднял руки.
Что-то приближалось. Звероподобное, переполненное дикой силой. И с каждым проходящим мгновением, по мере того как оно становилось ближе, рос страх Л’орика. Древние войны… вот как это ощущается, как возродившаяся вражда, как ненависть, бросающая вызов тысячелетиям. И хотя он чувствовал, что ни один из смертных в пустынном городе не был объектом этого гнева, истина оставалась в том… что мы все стоим у неё на пути.
Ему нужно узнать побольше. Но чародей пребывал в затруднении, какой из способов выбрать. Семь Городов — земля, стонущая под незримым бременем; их шкура — толста, многослойна, вынослива и твёрда. Не так-то легко заставить их выдать свои тайны, особенно в Рараку.
Скрестив ноги, он сидел на полу шатра — голова опущена, мысли несутся вскачь. Ярость Вихря никогда раньше не была столь лютой, и это навело его на мысль, что малазанская армия приблизилась и финальное столкновение воль произойдёт совсем скоро. Воистину это схождение, и в текущих событиях оказались замешаны иные силы, которые подталкивали их с неумолимой силой.
И шёпот песни на фоне…
Надо бежать отсюда. Забрать Фелисин — и ещё, по возможности, Геборика — с собой. И скоро. Однако любопытство удерживало его, по крайней мере, пока. Многослойная шкура трескалась, здесь могли явиться истины, а он мог узнать их. Я пришёл в Рараку, потому что ощутил присутствие отца… где-то вблизи. Возможно, его здесь больше нет, но он был здесь, не так давно. Есть шанс найти его след…
Королева Грёз сказала, что Осрик пропал. Что бы это значило? Как? Почему? Он жаждал найти ответы на эти вопросы.
Куральд Тирллан был порождением насилия, разрушения Тьмы. Старшим Путём, что с тех пор разветвился во многих направлениях, став в понимании смертных людей Тиром. А до того, под видом животворящего огня, Телланном.
Телланн мощно присутствовал здесь, в Семи Городах; хоть неясный и глубоко скрытый, но тем не менее — вездесущий. Куральд Тирллан, с другой стороны, был искажён и оставался опасным из-за разлома родственного Пути. Как хорошо знал Л’орик, здесь не было безопасных проходов в Тирллан.
Что ж, хорошо. Попробуем Телланн.
Он вздохнул и встал. Конечно, это было чрезвычайно рискованно. Перекинув выбеленную телабу через локоть, он подошёл к сундуку рядом с койкой. Присел, провёл над сундуком рукой, временно развеяв защитные чары, и поднял крышку.
Лиосанская броня, белая эмаль покрыта трещинами. Шлем с личиной, из такого же материала; кожаная подкладка оплетена вокруг глаз и щёк кольчугой из чернёного железа. Лёгкий, узкий полуторный меч; остриё удлинённое и скошенное, ножны из белёсой древесины.
Он нацепил броню, в том числе шлем, потом накинул поверх телабу и поднял капюшон. Затем пришла очередь кожаных рукавиц и пояса с мечом.
Потом маг замешкался.
Л’орик презирал сражения. В отличие от своих сородичей лиосанов, он не питал склонности к суровой справедливости, к утверждению жёстко очерченного мировоззрения, не допускавшего двусмысленности. Он не верил в порядок, создаваемый остриём меча. Свершение, да, но свершение, имевшее привкус поражения.
Необходимость была горькой приправой, но он не видел иного выбора и потому вынужден будет вытерпеть этот вкус.
Ему снова придётся пройти через лагерь, очень осторожно обращаясь к своим силам, чтобы остаться невидимым для смертных и при этом не привлечь внимания богини. Ярость её гнева была его величайшим союзником, и придётся положиться на неё.
Он вышел.
За мороком песчаной взвеси солнце казалось багровым пятном. Не прошло и колокола со времени его выхода, когда Л’орик добрался до поляны Тоблакая. Он застал Фелисин спящей под навесом, который они устроили между тремя стоящими друг напротив друга резными деревьями, и решил её не беспокоить. Вместо этого, смущённо взглянув на статуи двух теблоров, он встал перед семью каменными лицами.
Их духи давно исчезли, если они вообще здесь присутствовали, эти таинственные т’лан имассы, боги Тоблакая. Освящение этого места было вырвано у них силой, оставив его предназначенным для чего-то другого. Но трещина осталась, возможно, след их краткого визита. Её, как надеялся Л’орик, хватит, чтобы пробиться к Пути Телланна.
Он раскрыл свою силу, направил волю в трещину, расширил её настолько, чтобы ступить через неё…
…на илистый пляж на краю огромного озера. Его сапоги погрузились в ил по щиколотки. Тучи насекомых взлетели с берега и закружились вокруг него. Л’орик замешкался, глядя вверх на облачное небо. В воздухе стоял зной поздней весны.
Я попал не в то место… или не в то время. Это — древнейшая память Рараку.
Он отвернулся от берега. Болотистая отмель протянулась на двадцать шагов, тростник колышется на лёгком ветру, затем местность мягко переходит в саванну. Низкие гряды темнеющих холмов очерчивают горизонт. Несколько величественных деревьев высятся над разнотравьем, полным белокрылых, пронзительно кричащих птиц.
Вспышка движения в тростнике привлекла его внимание, и рука Л’орика потянулась к рукояти меча, когда появилась звериная морда, за которой следовали сгорбленные плечи. Гиена, из тех, которых можно найти к западу от Арэна и, гораздо реже, в Карашимеше, — но размером с медведя. Широкая, тупорылая голова поднята, нос нюхает воздух, глаза злобно прищурены.
Гиена шагнула вперёд.
Л’орик выхватил меч из ножен.
На шелест клинка зверь вскинулся, отпрыгнул влево и бросился в тростник.
Высший маг мог проследить его бегство по колеблющимся стеблям, затем зверь появился снова, взбегая на склон.
Л’орик вернул клинок в ножны. Он зашагал прочь от илистого берега, намереваясь пройти по тропе, проломленной в тростниках гиеной, и, спустя четыре шага, обнаружил обгрызенные останки трупа. Поскольку разложение зашло далеко, а конечности растащили падальщики, прошло несколько мгновений, прежде чем Высший маг сумел установить форму трупа. Он заключил, что то был гуманоид. Ростом с нормального человека, однако то, что осталось от кожи, покрывали клочья тонкой, тёмной шерсти. Плоть разбухла от воды, и это указывало, что существо утонуло. Оглядевшись, Высший маг вскоре обнаружил и голову.
Он присел над ней и некоторое время не двигался.
Скошенный лоб, крепкая, без подбородка челюсть, крупный надбровный валик, сросшийся над глубокими глазницами. Волосы все ещё держатся на частицах скальпа, длиннее тех, что покрывали тело, тёмно-коричневые и волнистые.
Больше похож на обезьяну, чем на т’лан имасса… и череп, опять же, на затылке меньше. Однако он намного выше, и пропорции более человекоподобны. К какому виду людей он относился?
Остатков одежды или каких-нибудь украшений не было. Существо — самец — умерло голым.
Л’орик выпрямился. Тропа гиены виднелась в камышах, и он пошёл по ней.
