Подошли Геслер, Бордук и сержанты одиннадцатого и двенадцатого взводов. Все наспех представились. Моук из одиннадцатого взвода оказался бородатым рыжеволосым фаларцем, как и Смычок. Он получил удар копьём в спину — от плеча до копчика, и, несмотря на усилия лекаря, явно страдал от неудачно сросшихся мышц. Сержант двенадцатого взвода, коренастый Том Тисси, бородавчатыми руками и рябым лицом смахивал на жабу. Сняв шлем, он продемонстрировал остальным идеально лысую голову.
Моук долго косился на Смычка, будто надеясь, что тот его чудом узнает. Затем вытащил из поясной сумки рыбий хребет и принялся ковырять в зубах.
— Слыхали о том невероятном солдате? Тяжелая пехота. Не уверен, что за рота и даже — какой легион. Неффарий Бред его звать. Говорят, он положил за одну ночь восемнадцать налётчиков.
Смычок поднял глаза на Геслера; оба они ни на миг не изменились в лице.
— Слышал, в первую ночь восемнадцать, а в следующую — тринадцать, — сказал Том Тисси. — Надо будет расспросить хмуролобых, как объявятся.
— Ну, — указал пальцем Смычок, — вон там, например. Смекалка! — прикрикнул он. — Подойди на минутку, если не сложно.
От шагов женщины, казалось, задрожала земля. Она была напанкой, и Смычок не был уверен, что она сама в курсе своего пола. Мускулы на руках женщины были толще его бёдер. Волосы она напрочь срезала, и единственным украшением на круглом лице было бронзовое кольцо в носу. А вот изумрудно-зелёные глаза просто поражали красотой.
— Знаешь парня из тяжёлой, Смекалка? Неффария Бреда?
Невероятные глаза округлились.
— Пятьдесят налётчиков убил, говорят.
— Какой легион? — спросил Моук.
Она пожала плечами:
— Не знаю. Не наш. Не уверена.
— Ладно, — рявкнул Моук. — А что ты знаешь?
— Убил пятьдесят налётчиков. Разрешите идти? Нужно помочиться.
Все смотрели ей вслед.
— Байка, что ли? — спросил Том Тисси в никуда.
Моук фыркнул:
— Пойди у неё спроси.
— Неохота помирать. Может, ты, Моук?
— А вот и сержанты тяжёлой пехоты, — отметил Бальзам.
Мозель, Собелонна и Тагг казались близнецами. Все трое были родом из Малаза, типичные представители смешанных кровей, преобладавших на острове. Исходившее от них ощущение угрозы было связано больше с осанкой, нежели с ростом. Собелонна была старшей из них. У суровой женщины были глаза цвета неба. В чёрных волосах до плеч проглядывали седые пряди. Веконосовая складка тощего Мозеля выдавала канскую кровь в семейной истории. Оплетённые шнуром волосы были обрезаны на длину пальца на манер джакатанских пиратов. Тагг, самый массивный из троицы, носил короткий топор. На спине у него висел огромный щит, окованный жестью и окантованный бронзой.
— Кто из вас Смычок? — спросил Мозель.
— Я. А что?
Здоровяк пожал плечами:
— Ничего. Просто любопытно. А ты, — он кивнул на Геслера, — ты тот парень из береговой охраны, Геслер.
— Ну я. Что с того?
— Ничего.
Ненадолго повисло неловкое молчание, затем Тагг заговорил тонким голосом, вырывавшимся, как счёл Смычок, из поврежденной гортани.
— Говорят, адъюнкт собирается завтра к стене. С этим своим мечом. И что тогда? Вонзит его? Это песчаная буря, что там колоть? И разве мы уже не в Рараку? В священной пустыне? Не вижу и не чувствую никаких отличий. Почему бы нам просто не дождаться их? Или пусть останутся и сгниют в этой проклятой пустоши. Ша’ик хочет песчаную империю — так пусть берёт.
Смычку казалось, что Тагг никогда не замолчит; слушать его писклявый голос было просто мучительно.
— Слишком много вопросов, — сказал он, как только солдат остановился перевести дух. — Мы не можем оставить здесь империю песка, Тагг, потому что эта гниль распространится, и тогда мы потеряем Семь Городов. Да и слишком много крови уже было пролито, чтобы просто забыть. И хотя мы уже в Рараку, мы на самом краю. Может, это и священная пустыня, но с виду от обычной не отличишь. Если в ней и есть сила, то — в том, что она постепенно делает с тобой. Или не делает, а даёт. Это непросто объяснить.
Он пожал плечами и закашлялся.
Геслер прочистил горло:
— Стена Вихря — это волшебство, Тагг. А меч адъюнкта — отатараловый. Эти двое столкнутся. И если меч адъюнкта не справится, мы все отправимся по домам… или обратно в Арэн…
— Я слышал другое, — Моук помолчал, сплюнул и продолжил: — Если не сможем проломить стену, пойдём на восток, а затем на север. В Г’данисбан или, может, Эрлитан. Дождёмся Дуджека Однорукого и Высшего мага Тайшренна. Говорят, даже Сивогрива могут отозвать с корелрийской кампании.
Смычок уставился на него.
— Это в чьей же тени ты такое услышал, Моук?
— Звучит разумно, разве нет?
Вздохнув, Смычок выпрямился:
— Всё это пустые разговоры, солдаты. Рано или поздно всё одно пойдём в бой марш-броском, как дурачки лупоглазые.
Он зашагал в сторону, где его взвод установил палатки.
Его солдаты, включая Спрута, сгрудились вокруг Флакона, который сидел скрестив ноги и играл с веточками и прутиками.
Смычок замер. Необъяснимый холодок страха пробежал по его телу. Нижние боги, на секунду почудилось, что я вижу Быстрого Бена, вокруг которого собрался взвод Скворца, наблюдая за очередным проклятым опасным ритуалом… Он слышал тихое пение из пустыни за границами лагеря, пение, что остриём меча прорезалось сквозь грохот Стены Вихря. Сержант потряс головой и подошёл поближе.
— Что ты делаешь, Флакон?
У юноши был виноватый вид.
— Да ничего такого, сержант…
— Пробует ворожить, — проворчал Спрут. — Но как по мне, тухлое дело.
Смычок медленно присел в круг напротив Флакона.
— Любопытный способ, парень. Палочки и веточки. Где ты этому научился?
— У бабушки, — пробормотал тот.
— Она была ведьмой?
— Чуток. Мама тоже.
— А твой отец? Кем он был?
— Не знаю. Слухи ходили… — Он склонил голову, явно смущенный.
— Забудь, — сказал Смычок. — Это твоё плетение аспектировано на землю. Мало просто пригвоздить силу…
Теперь уже все уставились на Смычка.
Флакон закивал, затем вытащил крошечную куколку, сплетённую из травы с множеством тёмных, пурпурных побегов. Кукла была замотана в лоскуты чёрной ткани.
Глаза сержанта округлились.
— А это ещё кто должен быть, Худ побери?
— Ну, рука смерти, вроде того, так я задумывал. Сами знаете, к чему это приводит. Но она не хочет помогать.
