Вскоре Трулл Сэнгар спросил:
— Мы уже близко, Онрак?
— Да.
— И тогда мы вернёмся в наш мир?
— Да. Первый престол расположен в расселине на леднике под городом…
— Тисте эдур, — вмешался Монок Охем, — нет нужды знать название этого города, Онрак Разбитый. Он и так выведал слишком много о нашем народе.
— Всё, что я знаю о вас, т’лан имассах, ни для кого не секрет, — сказал Трулл Сэнгар. — Вы предпочитаете убийство переговорам. Вы без сомнений убиваете богов, если появится возможность. И вы не любите выносить сор из избы — это особенно похвально. К сожалению, на сей раз сор слишком велик, хоть я подозреваю, что гордыня не позволит вам это признать. Что же до Первого престола, мне не интересно знать его местонахождение. К тому же я вряд ли переживу схватку с вашими отступниками.
— Это верно, — подтвердил Монок Охем.
— Ты наверняка об этом позаботишься, — добавил Трулл Сэнгар.
Заклинатель ничего не ответил.
Да и незачем, подумал Онрак. Но я должен его защитить. Вероятно, Монок и Ибра понимают это, так что сначала ударят по мне. Я бы так и поступил на их месте. На котором, как ни странно, я и есть.
Внезапно дорога вывела их на расчищенный участок, засыпанный костями. Онрак предположил, что это леопарды или гиены снесли сюда несметное количество тварей из джунглей и саванны. Длинные кости, отметил он, были сплошь пожеваны и разгрызены мощными челюстями. Воздух пропитался вонью гниющей плоти, в нём кишели тысячи мошек.
— Эресы не обустраивали свои святилища, — сказал Монок Охем, — но они понимали, что есть места, где сосредоточена смерть, а жизнь — лишь заблудшие воспоминания. В такие места они приносили своих мертвецов. Сила накапливается слоями, так зарождается священное.
— И вы превратили его в ворота, — сказал Трулл Сэнгар.
— Да, — ответил заклинатель.
— Ты слишком выгораживаешь имассов, Монок Охем, — сказал Онрак. Он повернулся к тисте эдур. — Святилища эресов прожгли барьеры Телланна. Они слишком древние, чтобы Путь мог им сопротивляться.
— Ты сказал, их святость рождена смертью. Значит, они принадлежат Худу?
— Нет. Когда они строились, Худа ещё не было, Трулл Сэнгар. Они посвящены лишь смерти. Как сказал Монок Охем, их сила порождена слоями. Камню придают форму инструментов и оружия. Воздуху придают форму глотки. Найденный разум рассеивается, как огоньки в ночном небе, познавая небытие, конец… жизни, любви. Глаза, видавшие сражение ради выживания, с удивлением смотрят на неизбежный провал. Знать и понимать, что все мы должны умереть, Трулл Сэнгар, не то же самое, что прославлять смерть. Знать и понимать — само по себе магия, и потому мы высоко вознеслись.
— Похоже, что вы, имассы, — пробормотал Трулл Сэнгар, — своим Обетом нарушили все древнейшие законы.
— Ни Монок Охем, ни Ибра Голан не ответят тебе на эту правду, — сказал Онрак. — Но ты прав. Мы — первые нарушители закона, и то, что мы прожили так долго, заслуживает наказания. И нам остаётся лишь надежда на то, что Призывательница освободит нас.
— Вера — опасная вещь, — вздохнул Трулл Сэнгар. — Так что, мы воспользуемся этими вратами?
Монок Охем сделал жест, и всё вокруг него поплыло, свет померк.
За миг до того, как темнота стала абсолютной, внимание Онрака привлёк сдавленный крик тисте эдур. Воин обернулся и увидел стоявшую в дюжине шагов фигуру. Высокая, мускулистая, с кожей цвета жжёной умбры и длинными лохматыми волосами ниже плеч. Женщина. У неё были огромные отвисшие груди и широкие полные бедра. Высокие резкие скулы и широкий рот с полными губами. Всё это запомнилось за те мгновения, пока карие глаза женщины из-под густых бровей скользнули по троим т’ланн имассам и остановились на Трулле Сэнгаре.
Она сделала шаг в сторону тисте эдур, двигаясь грациозно как лань…
И свет погас.
Онрак услышал ещё один удивлённый вскрик Трулла Сэнгара. Т’лан имасс направился на звук, но замер. Мысли его разбегались, вспышки видений мерцали в сознании. Время свернулось, растворилось и вновь проявилось…
Над землёй танцевали искры, трут вспыхнул и взвился пламенем.
Они стояли на замусоренной земле в ледниковой расселине. Онрак поискал взглядом Трулла Сэнгара и обнаружил, что тисте эдур лежит ничком на влажном камне в полудюжине шагов.
Т’лан имасс приблизился.
Смертный был без сознания. Его колени и промежность были вымазаны в крови, и Онрак смотрел, как она остывает, предположив, что кровь принадлежала не Труллу Сэнгару, а женщине-эрес, что… взяла его семя.
Его первое семя. Но в её внешности не было ничего говорившего о невинности. Её груди когда-то были налиты молоком, её соски знавали голод детеныша. Тогда в крови не было смысла.
Онрак присел рядом с Труллом Сэнгаром.
И увидел три свежие раны ниже пупка. Три параллельных разреза по диагонали и кровавый отпечаток еще трёх — видимо, тех, что женщина нанесла на свой живот — идущих в противоположном направлении.
— Ведьма-эрес украла его семя, — сказал Монок Охем, стоявший в двух шагах от них.
— Зачем? — спросил Онрак.
— Не знаю, Онрак Разбитый. У эресов разум животных…
— Не стоит забывать об исключениях, — ответил Онрак, — сам знаешь.
— Возможно.
— Ясно, что у этой были определённые намерения.
Монок Охем кивнул.
— Похоже на то. Почему тисте эдур не приходит в себя?
— Его сознание не здесь…
Заклинатель поднял голову.
— Да, это и называется «быть без сознания»…
— Нет, он в другом месте. Когда я подошёл, ощутил чары. Наведённые эрес. Не знаю, как это назвать, почти как Путь, еле сформированный, на грани осознания. Это было, — Онрак смолк, затем продолжил, — будто сами эрес. Пятна света за закрытыми веками.
Ибра Голан внезапно вытащил оружие.
Онрак выпрямился.
Какие-то звуки. Теперь, в свете костра, т’лан имасс смог увидеть груды плоти и окровавленных тел — дюжину, нет, два десятка. Что-то приближалось, шаркая и волоча ноги.
Наконец в свете проявился демон-аптор, фигура, похожая на чёрный шёлк. На его горбатом странном плече восседал мальчик. Человеческое тело заканчивалось лицом с чертами аптора — огромный единственный фасеточный глаз сверкал. Огромный рот, приоткрывшись, показал острые клыки, которые, видимо, он умел втягивать почти полностью. Всадник был одет в чешуйчатую броню из чёрной кожи. На нагрудной сбруе расположилось более дюжины орудий — от длинных ножей до метательных дротиков. На поясе юноши висели два арбалета с ручками из оленьего рога.
Всадник соскочил с плеча и заговорил низким шипящим голосом:
