— Что ты видел?
— Армии! — завопил старик, дёргая свой нос так, будто он только что вырос.
Леоман сердито нахмурился:
— Это мы и без тебя видим, проклятый факир…
— Нет! Ещё армии! — он проскользнул мимо Леомана и побежал к южному выступу холма, где начал подпрыгивать на месте и тыкать пальцем в малазанские укрепления на острове напротив старого дренажного канала.
Леоман и не думал следовать за ним. Он пошёл к Кораббу и трём другим воинам, пригнувшимся за низкой стеной.
— Корабб, отправь к Ша’ик ещё одного всадника — нет, постой, лучше езжай к ней сам. Даже если она делает вид, что её не волнует наше прибытие, я хочу знать, как на рассвете будут расположены племена Матока. Узнай это сразу после разговора с ней. И, Корабб, обязательно поговори с ней лично. Потом возвращайся сюда.
— Сделаю всё, как ты прикажешь, — ответил Корабб, выпрямляясь.
В двадцати шагах от них шаман развернулся и начал кричать:
— Они тут! Псы, Леоман! Виканские псы!
Леоман нахмурился.
— Этот дурак с ума сошёл…
Корабб вскочил на коня. Он не станет тратить время на то, чтобы седлать его, особенно если это придётся делать под безумные вопли шамана. Воин уселся, затянул потуже удерживающие пику на спине ремни и пришпорил скакуна.
Путь в оазис был извилистый и ухабистый, он вился между глубокими дюнами и неровными выступами, из-за чего ему приходилось замедляться и позволять лошади самой выбирать безопасный маршрут.
День плавно перетекал в вечер, на юго-западе оазиса, где путь пролегал через глубокие рытвины, уже вовсю разбегалась тень. Когда конь обошёл по щебню резкий изгиб, внезапное зловоние одновременно обдало своим духом и коня, и всадника.
Путь им преграждала мёртвая лошадь. А прямо под ней — труп.
У Корабба заколотилось сердце, он спрыгнул с коня и медленно двинулся вперёд.
Посланник Леомана. Тот, которого он отправил, как только прибыли войска. Арбалетный болт прямо в висок. Проломил кость, прошёл насквозь и вырвался с другой стороны.
Корабб изучил скалы вокруг. Если бы в них прятались убийцы, он уже был бы мёртв, рассудил воин. Значит, скорее всего, они не ожидали, что будут ещё посланники.
Он вернулся к своему коню. Было трудно уговорить животное идти мимо трупов, но он смог наконец обойти их и снова запрыгнул на скакуна. Неустанно осматривая округу, он продолжил путь.
Спустя шестьдесят шагов дорога выходила на открытый песчаный склон, за которым виднелись пыльные кроны гульдиндх.
Облегчённо вздохнув, Корабб погнал коня вперёд.
Два сильных удара в спину бросили его тело вперёд. Лишенный стремян и седла, Корабб схватился за шею скакуна, хотя животное кричало от боли и дрожало. В движении его паническая хватка ослабла, и правое колено коня с силой снова и снова било Кораббу по шлему, пока тот не свалился и узловатый сустав не стал врезаться в его голову.
Корабб цеплялся изо всех сил, но продолжал сползать вниз, затем сполз, и его тело оказалось под градом ударов передних ног. Препятствие замедлило коня у подножия склона, и Корабб, взмахнув ногой, цепляясь каблуками за камни, смог перебросить тело через голову скакуна.
Очередная стрела ударила в землю и отлетела влево.
Конь застыл посреди склона.
Корабб перебросил вторую ногу, затем обернулся вокруг своей оси на другую сторону и снова вскочил на скакуна. Он уронил поводья, но успел вцепиться пальцами в гриву, вогнав каблуки в бока животного.
Ещё одна стрела отскочила от камня, затем копыта зарылись в песок — и они внезапно погрузились в солнечный свет.
Прямо впереди ждал оазис и укрытие под сенью деревьев.
Корабб прижался к шее коня и погнал его ещё быстрей.
Они нырнули на тропинку между гульдиндхами. Оглянувшись назад, он заметил глубокий порез на левом боку скакуна, рана кровоточила. Затем увидел, что копьё свободно болтается у него на спине. Две стрелы вонзились в древко. Они вошли под разными углами, удар был практически одновременным — судя по трещинам, ощерившимся навстречу и поглотившим инерцию стрел.
Корабб высвободил сломанное оружие и отшвырнул прочь.
Он мчался по склону.
— Тигриные полосы, — прошептала она; её глаза затянулись пеленой за лиственным дымом. — Тигриные полосы, нарисованные на жабе. Почему-то так ты выглядишь ещё более опасным.
— Да, милая, я — чистый яд, — пробормотал Геборик, разглядывая её в сумраке.
В её глазах снова вспыхнула жизнь, случайные едкие замечания стали резкими, что говорило о том, что разум наконец очистился от отупляющего тумана дурханга. Она всё ещё кашляла так, будто легкие были заполнены жидкостью, но лист шалфея в смеси с ржавым листом облегчил её состояние.
Женщина отвечала на его взгляд с любознательным, немного резким выражением лица, непрестанно вдыхая из мундштука кальяна; дым выпускала через ноздри.
— Если бы я мог тебя видеть, — шепнул Геборик, — я бы пришел к выводу, что тебе полегчало.
— Так и есть, Дестриант Трича, хотя я думала, что твои кошачьи глаза могут прозреть любую пелену.
Он фыркнул:
— Просто ты больше не глотаешь слова, Скиллара.
— Что мы сделаем теперь? — спросила она после паузы.
— Скоро закат. Я хотел бы найти Л’орика, и хорошо бы тебе пойти со мной.
— А потом?
— А потом я отведу тебя к Фелисин Младшей.
— Приёмной дочери Ша’ик.
— Да.
Скиллара отвела взгляд и погрузилась в изучение дыма.
— Сколько тебе лет, девочка?
Она пожала плечами:
— Сколько нужно. Если я предназначена исполнять приказы Фелисин Младшей, так тому и быть. Обида бессмысленна.
Неловкий разговор, идёт рывками — и это тревожило Геборика. Ша’ик была такой же. Он поморщился, видно, этот дар интуитивного мышления был чисто женским — несмотря на свои почтенные годы, он не мог похвастаться опытом, который бы позволил на такое ответить. Храм Фэнера был в основном мужским в отношении святого ордена, а жизнь Геборика-вора по необходимости включала лишь нескольких близких знакомцев. Он опять был совершенно растерян.
— Не думаю, что Фелисин Младшая хочет кем-то командовать. Это не смена одного культа на другой, Скиллара. Точно не то, что тебе кажется. Никто не станет манипулировать тобой.
— Как скажешь, Дестриант. — Она тяжело вздохнула, села ровнее и опустила мундштук. — Что ж, веди меня во тьму.
Он пристально посмотрел на неё:
— Отведу… как только она опустится…
Тени удлинялись, постепенно поглощая всю низину под их позициями. Ша’ик стояла на гребне самого северного склона, разглядывая малазанских солдат, что окапывались на отдаленном холме. Сестрица была как всегда методична.
