Она бросила взгляд влево, в сторону позиций Корболо Дома. Всё было готово к завтрашней битве; она видела, как напанский командир, окружённый помощниками и стражей, стоя на вершине центрального ската, делал то же, что и она: изучал армию Тавор.
Все на своих местах. Внезапно она ощутила бессмысленность происходящего. Вся эта игра кровожадных тиранов, сталкивающих свои армии в неминуемой битве. Не берущая в расчёт количество жизней, что будут загублены в процессе удовлетворения их жестоких желаний. Чего стоит эта безумная жажда власти? Чего ты хочешь от нас, Императрица Ласиин? Семь Городов никогда не обретут покой под твоей пятой. Их придётся поработить — и какой в этом толк? А что же богиня? Чем она отличается от Ласиин? Распростёртые когти готовы хватать, рвать, залить песок бурой запёкшейся кровью.
Но Рараку не принадлежит тебе, богиня, как бы яростно ты ни претендовала на этот край. Теперь я понимаю. Эта пустыня священна сама по себе. И теперь она ограждается — ощути это, богиня! Она ограждается! Против всех.
Стоявший рядом Маток молча рассматривал позиции малазанцев. Наконец он сказал:
— Появилась адъюнкт, Избранная.
Ша’ик оторвала взгляд от Корболо Дома и посмотрела туда, куда указывал пустынный вождь.
Верхом на лошади из конюшен Паранов. Разумеется. Двое пеших виканцев рядом. Сестрица облачилась в полный доспех, шлем в предзакатном свете отливал алым.
Взгляд Ша’ик вернулся к позициям Корболо Дома.
— Прибыл Камист Релой… он открыл свой Путь и нацелился на врага. Но отатарал Тавор сбивает его… так что он сосредоточился на армии. Ищет Высших магов… неожиданных союзников… — Она вздохнула. — И не находит никого, кроме нескольких шаманов и взводных магов.
Маток прогромыхал:
— Эти двое виканцев с адъюнктом. Они известны как Бездна и Нихил.
— Да. Говорят, сломлены духом — лишены сил, что когда-то давали их кланы, ведь сами кланы уничтожены…
— Даже если так, Избранная, — пробормотал Маток, — то, что она держит их в тумане отатарала, может значить, что они не так слабы, как мы думаем.
— Или что Тавор скрывает их слабость.
— Зачем так стараться скрыть то, о чём нам известно?
— Чтобы вызвать сомнения, Маток, — ответила она.
Он отрывисто вздохнул, невнятно прорычав:
— У этого болота нет дна, Избранная…
— Постой-ка! — Ша’ик снова смотрела на Тавор. — Она отослала своё оружие — Камист Релой прекратил поиски — а теперь… ох!
Последние слова были сдавленным криком: она ощутила, как высвобождается сила Нихила и Бездны — сила, куда бо́льшая, чем кто-либо мог себе представить.
Ша’ик задохнулась, когда богиня внутри неё отшатнулась — а затем испустила крик, переполнивший её голову.
Рараку отвечала на призыв — множество голосов сливались воедино в восходящей песне; звук становился всё громче, наполняясь чистым неумолимым желанием — Ша’ик осознала, что это бесчисленные души, восстающие против сковавших их цепей.
Цепи тени. Цепи подобны корням. Корням изорванного, чужеродного фрагмента Пути. Фрагмент Тени, восставший, чтобы связать их души, фрагмент, питающийся их жизненной силой.
— Маток, где Леоман? Нам нужен Леоман.
— Я не знаю, Избранная.
Она обернулась и уставилась на Корболо Дома. Тот стоял на краю ската, выпрямившись и упираясь руками в пояс с мечом, изучая врага с уверенностью, от которой Ша’ик захотелось кричать.
Всё — всё было не тем, чем казалось.
Заходящее солнце превратило горизонт в алое пожарище. День тонул в огненном океане; она смотрела, как тьма поглощает землю, и сердце её медленно холодело.
Проход рядом с шатром Геборика был пуст. Неожиданный закат солнца будто бы породил не только сумрак, но и странную тишину. В воздухе неподвижно висела пыль.
Дестриант Трейка приостановился в проходе.
Скиллара у него за спиной спросила:
— Где все?
Он думал о том же. Внезапно он ощутил, как волоски на шее встали дыбом.
— Ты слышишь, девочка?
— Только ветер…
Но ветра не было.
— Это не ветер, — прошептала Скиллара. — Песня. Далеко отсюда. Как думаешь — малазанская армия?
Он молча потряс головой.
Некоторое время спустя Геборик жестом приказал Скилларе следовать за ним и пошёл вперёд. Песня растекалась в воздухе, поднимая пыльную дымку, мельтешащую перед глазами. По рукам и ногам струился пот. Страх. Страх опустошил улицы этого города. Эти голоса — звук войны.
— Там должны быть дети, — сказала Скиллара. — Девочки.
— Почему именно девочки, милая?
— Шпионы Бидитала. Его избранные слуги.
Геборик обернулся к ней:
— Те, кого он… отметил?
— Да. Они должны быть… везде. Без них…
— Битидал слеп. Может, он отослал их куда-то или вовсе отпустил. Этой ночью… многое случится, Скиллара. Прольётся кровь. Уже сейчас, вне всяких сомнений, игроки выходят на свои позиции.
— Он говорил об этой ночи, — ответила женщина. — Часы тьмы перед битвой. Он сказал, мир изменится этой ночью.
Геборик оскалил зубы:
— Этот дурак утонул в Бездне и теперь плещется в чёрной грязи на дне.
— Он мечтает о приходе истинной тьмы, Дестриант. Тень — всего лишь выскочка, реальность, рождённая из компромиссов и наполненная обманщиками. Осколки должны вернуться к Первой Матери.
— Значит, не только дурак, но и безумец. Говорит о древнейших битвах, будто он сам ровня силам того масштаба — Битидал сошёл с ума.
— Он говорит, что-то приближается, — сказала Скиллара, качая головой. — Никто и не подозревает, и только Битидал сможет контролировать это, ведь он единственный, кто помнит Тьму.
Геборик остановился:
— Худ побери его душу. Мне нужно к нему. Сейчас же.
— Мы найдём его…
— В его проклятом храме, да. Идём.
Они зашагали дальше.
В тот же миг в начале перехода из сумрака выросли две фигуры с обнаженными мечами.
Геборик с рычанием приблизился к ним. Одна когтистая рука рванулась вперёд и вошла в шею убийцы, затем рванула вверх, срывая голову мужчины с плеч.
Второй убийца кинулся, целясь ножом в левый глаз Геборика. Дестриант поймал запястье нападавшего и сломал обе кости. Удар второй руки вывернул внутренности убийцы на пыльную землю.
Отшвырнув тело, Геборик осмотрелся. Скиллара стояла в нескольких шагах позади, глаза её расширились. Не обращая на неё внимания, Дестриант присел у ближайшего трупа.
