— Богиня всё ещё владеет ею, — ответил вождь. — Даже убийцы Корболо Дома не смогли до неё добраться.
— Напанец, должно быть, знал, что это случится, — пробормотал Леоман. — А значит… задумал что-то другое.
Маток покачал головой:
— Этой ночью мне разбили сердце, друг.
Леоман некоторое время смотрел на старого воина, потом кивнул:
— До встречи в И’гхатане, Маток.
— Ты поедешь к Ша’ик?
— Должен.
— Скажи ей…
— Скажу.
Маток кивнул, не осознавая, что по его морщинистым щекам текут слёзы. Неожиданно он выпрямился в седле.
— Дриджна когда-то принадлежал нам, Леоман. Племенам этой пустыни. Пророчества в этой книге были пришиты на куда более старую кожу. По правде говоря, Книга была не более чем историей — сказкой об Апокалипсисе, который уже пережили, а не о грядущем…
— Я знаю, друг. Береги Книгу и иди с миром.
Маток развернул коня в сторону западной тропы и резким жестом приказал своим всадникам ехать прямо за ним, в сумрак.
Леоман ещё долго смотрел ему вслед.
Двойной вой разлился в ночи.
Корабб увидел, как его командир всмотрелся в темноту впереди и внезапно схватился за оружие.
Словно два зверя вот-вот сойдутся лицом к лицу. Духи, что же вы нам уготовили?
— К оружию! — прорычал Леоман.
Отряд рванул вперёд по тропе, которую, как казалось Кораббу, он топтал уже бесчисленное количество раз.
Чем ближе они подъезжали к оазису, тем более приглушенными становились шаги. Как если бы сама тьма поглощала звук. Вой смолк, и Кораббу начинало казаться, что он и вовсе ему послышался. Возможно, этот звук исторгло не смертное горло. Иллюзия, призванная выбить всех из колеи…
Авангард вошёл во тьму, и неожиданно среди всадников и лошадей началась неразбериха. Крики, падающие с коней воины, лошади, спотыкающиеся друг о друга. Ещё дальше по колонне и вовсе раздавался лязг мечей и щитов.
«Живодёры»!
Корабб, верхом на лошади, смог вырваться из суматохи. Какая-то фигура резко возникла слева от него, и воин завопил, занося клинок в воздух.
— Это я, демоны тебя побери!
— Леоман!
Конь командира погиб под всадником. Кистень поднялся.
Корабб схватил Леомана за руку и втащил его на свою лошадь.
— Скачи, Бхилан! Скачи!
Всадники в чёрной броне перепрыгнули низкую стену, размахивая огромными топорами.
Быстрый Бен взвизгнул и нырнул в укрытие.
Калам, выругавшись, последовал за ним, неся на плечах связанное тело Корболо Дома. Он прыгнул вниз за чародеем как раз тогда, когда над ними начали сверкать копыта, засыпая окопы песком и старым раствором.
Калам скинул напанца со спины и повернулся на бок, чтобы окинуть Быстрого Бена взглядом.
— Это ещё кто, Худ их побери?
— Лучше нам пока залечь тут на дно, — скривившись и вытирая глаза от песка, прошептал маг. — Рараку спустила на них своих призраков.
— Это ведь они поют, да? Эти голоса застряли у меня в голове…
— У меня тоже, дружище. Скажи мне вот что — ты недавно не беседовал ли с таннойским духовидцем?
— С кем? Нет. А что?
— А то, что именно ты слышишь. Если бы это была песня, посвящённая тем древним призракам, которых мы только что видели, — мы бы её не слышали. Если точнее, мы бы вообще ничего не слышали. Кроме того, нас бы уже покромсали на маленькие кусочки к этому моменту. Мы живы, Калам, потому, что эта таннойская песнь принадлежит «Мостожогам».
Что?
— Тут уж поневоле задумаешься о причинах и следствиях, да? Танноец украл нашу историю и сплел из неё песнь, но песня эта не возымела бы эффекта, будь «Мостожоги» живы. Вся рота «Мостожогов» мертва. Не считая нас с тобой…
— И Скрипача. Погоди-ка! Скрип же как-то упоминал духовидца в Эрлитане.
— Для этого им нужен прямой контакт. Рукопожатие, объятие или поцелуй…
— Вот ублюдок! Неудивительно, что этот сапёришка в последнее время отмалчивался. Поцелуй, говоришь? Напомни мне так поцеловать Скрипача при встрече, чтобы он навсегда запомнил.
— Как бы то ни было, кто бы ни был тому виной, — сказал Быстрый Бен, — но «Мостожоги» теперь взошли…
— Взошли? Что, мать его Королева Грёз, это значит?
— Хотел бы я знать, Калам. Никогда о таком не слышал. Чтобы вознеслась целая рота — такого раньше не случалось. Никогда.
— Кроме, может быть, т’лан имассов.
Маг пристально уставился на друга своими тёмными глазами.
— Интересная мысль, — прошептал он и вздохнул. — В любом случае призраки Рараку восстали, услышав эту песнь. Восстали… сражаться. Но не только они — могу поклясться, что когда мы удирали из лагеря «Живодёров», я видел краем глаза виканский штандарт.
— Может, это Тавор воспользовалась ситуацией…
— Она ничего об этом не знает, Калам. Она ведь носит с собой клинок из отатарала. Возможно, её подручные маги что-то и чувствуют, но тьма, нависшая на оазисом, всё поглощает.
Калам заворчал:
— А хорошие новости есть, Бен?
— Эта тьма — колдовских рук дело. Вспомни то чувство, когда Аномандр Рейк прибывает куда-то по своему Пути: тяжесть, дрожь земли и невыносимое давление.
— Только не говори мне, что сюда пожаловал Сын Тьмы…
— Надеюсь, что нет. В смысле — не думаю, что это он. Он сейчас занят — я объясню позже. Нет, мне кажется, это что-то более, хм, первозданное.
— Двойной вой, который мы слышали, — проскрипел сквозь зубы Калам. — Это два Пса, Быстрый Бен. Я как-то уже сталкивался с ними. Они чем-то похожи на Гончих Тени, только хуже…
Маг пристально на него уставился.
— Прекрати, Бен. Не нравится мне этот взгляд. Я смог сбежать, только спустив на них пригоршню азалов. Это их не остановило, но мне хватило времени, чтобы смыться.
Быстрый Бен медленно вскинул бровь:
— «Пригоршню азалов», Калам? Где же это тебя носило в последнее время?
— А ты думал, только тебе есть что порассказать?
Маг аккуратно присел на корточки, осматривая местность по другую сторону разрушенной стены.
— Два Пса Тьмы, говоришь. Значит, это — Дераготы. Хотел бы я выяснить, кто разбил их цепи…
— Вот так всегда! — раздосадовался Калам. — Есть что-то, чего ты не знаешь?
— Парочка вещей найдётся, — ответил себе под нос маг. — К примеру: что эти Псы тут делают?
