— Веди меня к нему.
Демон не шевелился.
— Друг?
— Можно и так сказать. У нас есть общие недостатки.
Демон пожал плечами:
— С сомнением. Следуй.
Геборик зашагал за шаркающим демоном, улыбаясь всё шире от его болтовни:
— Жрец с руками тигра. Иногда. В другое время руки человеческие, светятся бездонно-зелёным. Впечатлён. Очень хорошие татуировки, да. Задумчиво. Думаю, мне бы составило труда разорвать тебе глотку. Даже только от голода, как со мной обычно и бывает. Философски. Странная ночь сегодня. Призраки, убийцы, Пути, безмолвные битвы. Неужели в этом мире никто никогда не спит?
Они вышли на небольшую полянку.
Броня Л’орика была в пятнах подсохшей крови, но сам он не выглядел серьёзно раненым. Маг сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги, и ровно дышал. На пыльной земле перед ним была разложена Колода Драконов.
Кряхтя, Геборик уселся напротив:
— А я и не знал, что ты с ними играешься.
— Никогда прежде не делал этого, — шёпотом ответил Л’орик. — Воистину, это игра. Господин пришёл к Колоде. И Господин только что благословил Дом Цепей.
Геборик широко раскрыл глаза, потом опять прищурился и медленно кивнул:
— Пусть боги и ярятся, но именно это он — или она? — и должен был сделать.
— Знаю. Увечный бог связан отныне так же, как и любой другой бог.
— В игре, да? Хотя так долго был за её пределами. Как бы ему не пожалеть о своём гамбите.
— Он взыскует фрагмента Куральд Эмурланна и готов нанести удар. Хотя теперь шансов у него меньше, чем было на закате дня.
— Почему это?
— Бидитал мёртв.
— Очень хорошо. Кто?
— Тоблакай.
— Ох, не очень хорошо.
— Впрочем, я почти уверен, что Тоблакай стал Рыцарем Дома Цепей.
— Вот уж не повезло… Увечному богу. Тоблакай ни перед кем не преклонится. Он не может себе такого позволить. Он нарочно нарушит всё предначертанное…
— Этой ночью он уже проявил пристрастия, которые могут нас всех погубить, Призрачные Руки. И в то же время я начинаю подозревать, что он — наша единственная надежда. — Л’орик открыл глаза и уставился на Геборика. — Недавно сюда прибыли две Гончие Тьмы, я чувствую их присутствие, но лишь урывками, не могу подобраться ближе. Отатарал и беспросветная тьма окружают их.
— И с чего бы Тоблакаю вставать у них на пути? Ах, забудь, я и сам могу себе ответить — потому что он Тоблакай.
— Именно. И мне кажется, он уже это сделал.
— И?
— И осмелюсь предположить, что лишь один Дерагот остался жив.
— Боги помилуйте! — охнул Геборик.
— Тоблакай сейчас за ним гонится.
— Скажи-ка мне: а что привело сюда Гончих? Кому или чему Тоблакай спутал планы?
— На это у карт нет единого ответа, Дестриант. Возможно, это ещё не решено.
— По правде говоря, утешительно слышать, что хоть что-то ещё не решено заранее.
— Призрачные Руки, уведи Фелисин как можно дальше отсюда. Серожаб пойдёт с тобой.
— А ты?
— Я должен пойти к Ша’ик. Нет, дай мне договорить. Я знаю, что вы с ней когда-то были близки — возможно, не в самой приятной форме, но всё равно близки. Однако смертного ребёнка скоро не станет. Богиня пытается поглотить её душу даже сейчас, пока мы тут разговариваем. И когда она закончит — возврата уже не будет. Той юной малазанской девочки, что ты когда-то знал, не станет. Вот почему, когда я иду к Ша’ик, я иду не к ребёнку, а к богине.
— Но почему? Ты и вправду верен идее Апокалипсиса? Хаоса и разрушения?
— Нет, у меня кое-что другое на уме. Я должен поговорить с богиней до того, как она поглотит душу Ша’ик.
Геборик долго смотрел на Высшего мага, пытаясь понять, что Л’орик мог хотеть от этой мстительной и безумной богини.
— Есть две Фелисин, — прошептал Л’орик, прикрыв глаза. — Спаси ту, которую можешь спасти, Геборик Лёгкая Рука.
— Однажды, Л’орик, — прорычал Геборик, — я узнаю, кто ты на самом деле.
Высший маг улыбнулся:
— Истина проще некуда — я сын, который живёт, оставив надежду когда-либо сравниться со своим отцом. Однажды тебе хватит этого, чтобы понять обо мне всё, что ты хотел. Иди же, Дестриант. И береги её.
Призраки, как один, поворачивались и, рассыпая красную пыль из щелей своих доспехов, отдавали честь проносящемуся мимо них Карсе Орлонгу. Эти по крайней мере не закованы в цепи, рассеянно подумал он.
Кровавый след привёл его в лабиринт развалин — заброшенную часть города, печально известную своими подвалами, ямами и ненадёжными покосившимися стенами. Он чуял зверя. Гончая была где-то близко и, как казалось Карсе, — загнана в угол.
Или, что более вероятно, зверь решил перестать бежать и остановился в месте, идеально подходящем для западни. Вот только след капающей крови выдавал его с потрохами.
Карса не отводил взгляда от залитого тенями переулка в пяти шагах впереди и справа. Он сделал свои шаги неуверенными, сбивчивыми от боли и опасения, частично — ненаигранных. Кровь между его ладонями и рукоятью меча стала липкой, но руки всё ещё могли соскользнуть с оружия в самый ответственный момент.
Тьма расступалась перед тенью так, как если бы две силы природы вступили в бой и вторая вышла из него победителем. Карса понимал, что скоро настанет рассвет.
Он оказался напротив переулка.
И Пёс бросился на него.
Карса прыгнул вперёд, извиваясь в воздухе со своим двуручным мечом так, чтобы нанести удар по дуге.
Кончик клинка рассёк шкуру, но этого хватило, чтобы прервать атаку зверя. Пёс приземлился на лапу, которая выскользнула из-под него, упал на одно плечо и перевернулся.
Карса кое-как встал и приготовился.
Зверь пригнулся, намереваясь вновь броситься на противника.
Выскочивший на них из переулка конь застал врасплох и Тоблакая, и Дерагота. Когда же конь врезался в Гончую, стало очевидно, что животное в панике пустилось галопом и ничего не соображало.
Оба всадника вылетели из седла прямо на Пса.
Это столкновение откинуло Гончую под бьющую копытами клячу. Каким-то образом лошадь сохраняла вертикальное положение, пошатываясь и тяжело дыша, будто пытаясь набрать воздуха в оцепеневшие лёгкие. А за ней — Гончая пыталась подняться, царапая когтями каменные плиты.
Карса с рыком метнулся вперёд и вонзил остриё своего меча в шею зверю.
Гончая взвизгнула, бросившись в сторону Тоблакая.
Карса отскочил назад, вытаскивая меч.
