— А вы не знаете?
— Увы, господин, боюсь, не знаем.
Незнакомец хмыкнул, затем повернулся обратно к тропе:
— Резьба, ха!
Торвальд покосился на Карсу, затем пожал плечами и пошёл за напанцем.
Карса последовал за ними.
Дверь располагалась с противоположной стороны. Перед ней возникла развилка: одна тропа уходила к башне, а другая вела к насыпной дороге, которая отделяла побережье от тёмной полосы леса.
Напанец толчком открыл дверь и нырнул внутрь.
Торвальд и Карса невольно задержались на развилке, глядя на огромный каменный череп, который выполнял роль дверной перемычки. В длину он был в теблорский рост и протянулся от одного края стены до другого. Ряды похожих на кинжалы зубов заставили бы завидовать даже седого медведя.
Незнакомец вновь появился снаружи:
— Производит впечатление, да? Я собрал бо́льшую часть тела этого ублюдка. Должен был догадаться, что он окажется больше, чем я подумал сначала, но первыми нашлись предплечья, понимаете, а они такие крохотные, что я вообразил себе зверя не выше тебя, теблор, но с головой такого же размера. Ничего удивительного, что они вымерли, говорил я себе. Конечно, именно такие ошибки приучают человека к смирению и скромности, и — видит Худ — эта тварь меня посрамила от души. Входите — я чаю заварил.
Торвальд ухмыльнулся Карсе:
— Видишь, что бывает, если долго жить в одиночестве?
Оба вошли в башню.
И были ошарашены тем, что увидели внутри. Башня оказалась полой — только хлипкие леса тянулись к одинокому окошку в обращённой к морю стене. Пол хрустящим ковром покрывали каменные осколки. Со всех сторон протянулись под разными углами высохшие жерди, их соединяли перемычки и стягивали многочисленные верёвки. Эта конструкция окружала нижнюю часть каменного скелета: зверь стоял на толстых задних ногах, похожих на птичьи, но трёхпалых и с громадными когтями. Хвост вился по одной из стен цепью отдельных позвонков.
Напанец сидел под лесами, рядом с обложенным кирпичами очагом и помешивал что-то в одном из двух горшков на углях.
— Видите, в чём у меня проблема? Я выстроил башню, считая, что у меня будет полно места на реконструкцию этой твари. А потом я начал находить всё новые и новые рёбра, будь они неладны, — не могу даже лопатки приделать, не говоря уж о предплечьях, шее и голове. Я, конечно, и так, и эдак собирался разбирать башню, чтобы добраться до черепа. Но теперь все планы мои пошли прахом, потому что придётся поднимать и расширять крышу, а это дело хитрое. До Худа хитрое.
Карса подошёл ближе к очагу, наклонился и понюхал воздух над вторым горшком, в котором бурлила густая мыльная жидкость.
— Тебе не понравится, — заметил напанец. — Это чтобы кости друг к другу клеить. Когда застывает, становится крепче камня, а потом выдержит любой вес. — Незнакомец нашёл несколько глиняных чашек и принялся наливать в них травяной чай при помощи деревянной ложки. — И посуда из него ничего получается.
Торвальд с трудом оторвал глаза от громадного скелета над головой, а затем приблизился, чтобы принять чашку.
— Меня зовут Торвальд Ном…
— Ном? Из Дома даруджистанских Номов? Странное дело. Я-то принял тебя за разбойника, точнее, бывшего разбойника. Прежде чем ты стал рабом.
Торвальд скривился, глядя на Карсу:
— Это всё треклятые шрамы от кандалов — нам нужно сменить одежду, найти что-то с длинными рукавами. И высокие мокасины до колен.
— Да вокруг полно беглых рабов, — сообщил напанец, пожимая плечами. — Я бы по этому поводу особо не беспокоился.
— Так где мы?
— На северном побережье Семи Городов. Отатараловое море. Весь этот полуостров покрывает лес под названием А’рат. Ближайший город — Эрлитан, до него где-то пятнадцать дней пешком на запад.
— А как тебя зовут, позволь спросить?
— На этот вопрос, Торвальд Ном, простого ответа не найти. Местные называют меня Ба’йенрок, что по-эрлийски означает «Хранитель». А в жестоком и грубом внешнем мире меня знают лишь как человека, который давным-давно умер, и я не собираюсь никого разубеждать. Так что Ба’йенрок или Хранитель, выбирай сам.
— Пусть будет Хранитель. Что это за отвар? Некоторые запахи мне незнакомы, а для человека, рождённого и воспитанного в Даруджистане, — это ситуация почти невозможная.
— Сбор местных трав, — ответил Хранитель. — Названий их не ведаю, свойств не знаю, но на вкус они мне нравятся. А те, от которых меня тошнило, я уже давно вычислил и убрал.
— Рад слышать, — сказал Торвальд. — Но ты, похоже, многое знаешь об этом жестоком и грубом внешнем мире. О даруджийцах, теблорах… Разбитая лодка внизу — твоя?
Хранитель медленно поднялся:
— А вот теперь ты меня заставляешь нервничать, Торвальд. Нехорошо заставлять меня нервничать.
— Кхм, тогда я больше не буду задавать вопросов.
Хранитель ткнул Торвальда кулаком в плечо, так что даруджийца отнесло на шаг назад:
— Мудрый выбор, парень. Похоже, мы с вами поладим, хотя мне было бы приятней, если бы твой молчаливый приятель тоже сказал слово-другое.
Потирая плечо, Торвальд обернулся к Карсе. Теблор оскалил зубы:
— Мне нечего сказать.
— Люблю тех, кому нечего сказать, — заметил Хранитель.
— Повезло тебе, — прорычал Карса, — ибо ты не хочешь сделать меня своим врагом.
Хранитель вновь наполнил чашки:
— В своё время бывали у меня враги и похуже тебя, теблор. Пострашней, и побольше, и позлее. Теперь-то они по большей части мертвы.
Торвальд откашлялся:
— Увы, старость погубит всех нас — рано или поздно.
— Это верно, парень, — согласился Хранитель. — Жаль только, что никому из них не выпало возможности в том лично убедиться. Ладно, я так думаю, вы оба голодны. Но чтобы есть мои припасы, вы сперва должны для меня кое-что сделать: помочь мне разобрать крышу. За день-два должны управиться.
Карса огляделся по сторонам:
— Я не буду на тебя работать. Выкапывать кости и собирать их вместе — пустая трата времени. Бессмысленная.
Хранитель вдруг замер совершенно неподвижно.
— Бессмысленная? — он выдохнул это слово едва слышно.
— Неуместное проявление характерной теблорской практичности, — поспешно вмешался Торвальд. — И прямолинейность воина, которая частенько проявляется в ненамеренной грубости…
— Слишком много слов, — перебил Карса. — Этот человек тратит жизнь на глупое дело. Когда я решу, что голоден, я заберу еду.
Хотя теблор ожидал, что Хранитель ответит насилием, и хотя рука Карсы находилась рядом с рукоятью кровного меча, он не успел увернуться от размытого в воздухе кулака, который рванулся вперёд и врезался в рёбра воину справа. Кости хрустнули. Воздух рывком вырвался из лёгких. Карса осел и неуклюже отступил на шаг, безуспешно пытаясь вздохнуть. От боли потемнело в глазах.
