— Тебе действительно неведом страх, не так ли? Сожалею? Да. Сожалею весьма и весьма. Возможно, однажды ты сам поймёшь, что сомнения ничего не стоят. Ценно лишь то, к чему они тебя приводят.
Резчик повернулся и уставился на тёмное море.
— Я бросил монету Оппонов в озеро, — сказал он.
— И теперь сожалеешь об этом?
— Не уверен. Мне не нравилось их… внимание.
— Неудивительно, — пробурчал Котильон.
— У меня есть ещё одна просьба, — сказал Резчик, снова повернувшись к богу. — Задача, которую ты ставишь передо мной… если на меня нападут при её выполнении, я могу призвать Бельмо?
— Гончую? — в голосе Котильона явственно прозвучало удивление.
— Да, — ответил Резчик, глядя на огромную тварь. — Её внимание… меня успокаивает.
— Вот как? Ты, смертный, видно, сам не понимаешь, насколько в этом уникален. Будь по-твоему. В случае крайней нужды позови её, и она придёт.
Резчик кивнул:
— Так что я должен сделать от твоего имени?
Солнце уже поднялось над горизонтом, когда Апсалар вернулась. Поспав несколько часов, Резчик встал, чтобы похоронить Реллока над линией прилива. Он проверял корпус лодки в последний раз, когда рядом с его тенью возникла ещё одна.
— У тебя были гости, — сказала Апсалар.
Он покосился на неё снизу вверх, вглядываясь в тёмные, бездонные глаза.
— Ага.
— Теперь ты можешь ответить на мой вопрос?
Резчик нахмурился, потом со вздохом кивнул:
— Могу. Мы должны осмотреть остров.
— Остров? Он далеко?
— Не особо, но с каждой минутой — всё дальше.
— А. Конечно.
Конечно.
Над головой, в утреннем воздухе над морем кричали чайки. За мелководьем они превращались в белые пятнышки и уносились по ветру куда-то на юго-запад.
Резчик упёрся плечом в нос лодки и столкнул её на воду. Потом взобрался на борт. Апсалар присоединилась к нему и села у руля.
Что теперь? На этот вопрос ему ответил бог.
В мире, который тисте эдур называли Зарождение, вот уже пятый месяц не было заката. Серые небеса, свет рассеян и странно окрашен. Сначала потоп, а после дожди разрушили этот мир.
Хотя даже на обломках здесь сохранилась жизнь.
Десятка с два сомов с широкими лапами взобрались на испачканную илом стену. В длину каждый из них достигал как минимум двух человеческих ростов — от тупой морды до дряблого хвоста. Серебристо-белые животы этих откормленных созданий выступали по бокам. Чешуя высохла, показались трещины, решётчатой сетью покрывшие тёмные спины. Маленькие чёрные глазки тускло блестели из-под слоя морщинистой кожи.
И похоже, эти глаза не замечали стоявшего над ними одинокого т’лан имасса.
Эхо любопытства всё ещё звучало в изношенной, высохшей душе Онрака. Хрустнув суставами под переплетёнными канатами сухожилий, он присел возле ближайшего сома. Он не думал, что тварь мертва. Совсем недавно у этой рыбы ещё не было настоящих конечностей. Воин подозревал, что стал свидетелем метаморфозы.
Спустя мгновение он медленно выпрямился. Волшебство, позволявшее стене выдерживать огромный вес нового моря, всё ещё сохранилось на этом участке. На других оно рассеялось, отчего возникли широкие проломы — и пенные потоки илистой воды обрушились на другую сторону и растеклись по земле мелким морем. Настанет время, подумал Онрак, когда обломки этой стены станут единственными островами этого мира.
Бурное наступление моря захватило их врасплох, рассеяло своим могучим водоворотом. Т’лан имасс знал, что прочие сородичи выжили, и, конечно же, некоторые из них нашли убежище на этой стене или плавучих обломках, — достаточное, чтобы собраться снова, восстановить прежний облик и продолжить охоту.
Но Куральд Эмурланн — пусть и раздробленный — не был послушен т’лан имассу. Без заклинателя костей Онрак не мог дотянуться до сил Телланна и до своих сородичей, не мог известить их о том, что выжил. Для большинства его соплеменников одного этого было бы достаточно, чтобы… сдаться. Мутные воды, из которых он недавно выполз, сулили подлинное небытие. Растворение было единственно возможным бегством от вечного Обряда, и даже среди логросовых имассов — стражей самого́ Первого престола — он знал сородичей, которые избрали бы этот путь. Или хуже…
Размышление воина о выборе конца существования было мимолётным. По правде говоря, бессмертие причиняло ему гораздо меньше беспокойства, чем большинству т’лан имассов.
В конце концов, всегда можно было увидеть что-то новенькое.
Он уловил движение под кожей ближайшего сома, неясные намёки на сокращения, на проявление внимания. Онрак выставил вперёд свой кривой двуручный меч из обсидиана. В большинстве случаев созданий, с которыми он сталкивался, приходилось убивать. Изредка из самозащиты, но чаще просто из-за непосредственного и, возможно, взаимного отвращения. Он уже долго не задавался вопросом, отчего так происходит.
С массивных плеч воина свисала прогнившая шкура энкар’ала, шероховатая и потерявшая цвет. Сравнительно недавнее приобретение, случившееся менее тысячи лет назад. Ещё одно существо, возненавидевшее его с первого взгляда. Хотя, возможно, размахивая чёрным рифлёным клинком у морды зверя, он сам вызвал такую реакцию.
Пройдёт некоторое время, решил Онрак, прежде чем тварь выползет из собственной кожи. Он опустил оружие и перешагнул через существо. Необычайная, охватывающая континент стена Зарождения была любопытна сама по себе. Спустя мгновение воин решил, что пройдёт по всей её длине. Или, по крайней мере, пока разлом не преградит ему путь.
Он зашагал вперёд, подволакивая обёрнутые шкурами ступни. Остриё меча, который он тянул левой рукой, выписывало беспорядочные борозды в сухой глине. Комья грязи липли к истрёпанной рубахе из шкур и к кожаной перевязи. Густая илистая вода просочилась во всевозможные впадины и отверстия его тела и теперь струйками выливалась при каждом тяжёлом шаге. Когда-то у него был шлем, впечатляющий трофей со времён юности, но он раскололся в последней битве с семьёй яггутов в Ягг-одане. Единственный удар крест-накрест также снёс пятую часть его черепа — теменную и правую височную кости. Сила яггутских женщин коварна, а свирепость — достойна восхищения, особенно если загнать их в угол.
Небо над ним болезненно флюоресцировало, к чему, впрочем, Онрак уже привык. Этот давно раздробленный обломок Пути тисте эдур оказался значительно больше всех прочих, какие только он видел прежде, даже больше того, что окружал Треморлор, дом Азатов в оданах Дом Азатов. Этот фрагмент знавал периоды стабильности, которых оказалось достаточно для возвышения цивилизации, для того, чтобы мастера чар начали разгадывать силы Куральд Эмурланна, хотя и не принадлежали к тисте эдур.
С вялым интересом Онрак подумал, не те ли отступники т’лан имассы, которых он преследовал со своими сородичами, породили рану, что привела к затоплению этого мира? Похоже на то, поскольку это происшествие явно скрыло их следы. Или так, или же вернулись тисте эдур — взять обратно то, что некогда принадлежало им.
