— Я помню, — отозвалась она.
Незнакомец пожал плечами:
— Делат, который принял другое имя для этого задания и к тому же пребывал тогда под опекой моего партнёра, — Делат отпустил Бидитала. Я полагаю, это выглядело как… предательство? Уж точно так расценил его мой партнёр. И по сей день Престол Тени — который в те времена ещё не был Престолом Тени, а просто весьма искусным адептом братского Пути Рашана, Меанаса — так вот, по сей день Престол Тени лелеет вечную жажду мести. Но Делат сумел прекрасно спрятаться… прямо у нас под носом. Как и Калам. Просто ещё один неприметный солдат в рядах «Мостожогов».
— Я не знаю, кто ты.
Незнакомец улыбнулся.
— Ах да, я забегаю вперёд… — проговорил он, глядя на вытянувшиеся перед ним тени, хотя за спиной у него не было источника света, лишь запертая дверь; затем улыбка стала шире, словно он увидел какой-то второй смысл в своих словах. — Я — Котильон, Лостара Йил. В те времена я был Танцором, и — да, ты верно догадываешься о значении этого имени, учитывая, чему тебя учили в храме. Конечно, в Семи Городах некоторые истины культа были забыты, в частности, истинная природа Танца Тени. Он никогда не предназначался для представлений, для публики, Лостара. Танец был искусством в первую и главную очередь боевым. Искусством убийцы.
— Я не поклоняюсь Тени — Рашану или вашему его варианту…
— Подобной верности я от тебя и не стал бы требовать, — ответил Котильон.
Лостара молчала, пыталась собраться с чувствами, с мыслями, облачить их в слова. Котильон оказался… Танцором. А Престол Тени… должно быть, Келланвед, Император! Она нахмурилась:
— Я верна Малазанской империи. Самой Империи…
— Прекрасно, — ответил бог. — Я рад.
— И сейчас попытаешься меня убедить, что императрица Ласиин не должна быть правительницей этой империи…
— Отнюдь. Пусть себе правит. Ну, увы, сейчас у неё возникли некоторые трудности, верно? Ей бы пригодилась… помощь.
— Она ведь, по слухам, пыталась вас убить! — прошипела Лостара. — Обоих — тебя и Келланведа!
Она вас предала.
Котильон просто снова пожал плечами:
— У всех были свои… задания. Лостара, здесь идёт игра куда более масштабная, чем любая империя смертных. Но успех данной империи — твоей империи — критически важен для того, чего хотим добиться мы. И если бы ты представляла себе в полной мере масштаб недавних событий, тебя не пришлось бы убеждать, что трон под Императрицей зашатался.
— Но даже ты предал Импера… Престола Тени. Ты ведь сам только что мне сказал…
— Иногда я вижу дальше своего дорогого друга. Он и вправду одержим желанием узреть страдания Ласиин — у меня иные планы, и хотя он считает их частью собственных, я не считаю нужным насильно избавлять его от этого заблуждения. Но не буду пытаться уверить тебя, будто я всеведущ. Признаю, я совершал чудовищные ошибки, пил яд подозрительности. Быстрый Бен. Калам. Скворец. Чему они верны на самом деле? Что ж, в конце концов я получил ответ, но сам ещё не решил, пугает он меня или радует. Одна опасность особенно страшна для Взошедших — привычка слишком долго выжидать. Прежде чем начать действовать, прежде чем выйти, если угодно, из тени. — Бог вновь улыбнулся. — Я попытаюсь исправить печальные, зачастую катастрофические плоды прежней нерешительности. Поэтому я стою ныне пред тобой, Лостара, и прошу о помощи.
Она нахмурилась ещё сильнее:
— А почему ты думаешь, что я не расскажу Жемчугу об этой… встрече?
— Я и не думаю, впрочем, предпочёл бы, чтобы ты хранила молчание. К встрече с Жемчугом я пока не готов. Для тебя же молчание не станет предательством, ибо, если ты исполнишь мою просьбу, вы пойдёте бок о бок. Никакого конфликта не возникнет, что бы ни случилось, что бы вы ни узнали в своих странствиях.
— А где сейчас… Делат?
Брови бога взлетели, словно этот вопрос застал его врасплох, затем он вздохнул и кивнул:
— Увы, ныне я не имею над ним власти. Почему? Он слишком силён. Слишком хитёр. Слишком загадочен. Слишком умён, Худ его побери. Даже сам Престол Тени занялся другими делами. Я был бы рад устроить примирение и воссоединение, но, боюсь, это не в моих силах. — Он помолчал и добавил: — Иногда нужно просто положиться на судьбу, Лостара. Будущее всегда может обещать одно, лишь одно — неожиданности. Но знай, все мы желаем спасти Малазанскую империю — каждый по-своему. Ты поможешь мне?
— Если соглашусь, ты сделаешь меня Перстом?
Улыбка Котильона стала шире.
— Но, милая моя, Перстов более не существует.
— Да ну, Котильон, ты что же, просишь меня о помощи, а потом держишь за дурочку?
Улыбка поблекла.
— Уверяю тебя, Перстов больше нет. Стерва их уничтожила. Ты знаешь что-то, из чего можно было бы заключить обратное?
Лостара помолчала, затем отвернулась.
— Нет. Я просто… так подумала.
— Понимаю. Так ты мне поможешь?
— Жемчуг идёт сюда, — сказала Лостара, вновь глядя на бога.
— Я могу быть кратким, если нужно.
— Чего же ты от меня хочешь?
Полколокола спустя в дверь тихонько постучали, затем вошёл Жемчуг.
И мгновенно замер на месте.
— Чую колдовство.
Лостара пожала плечами и поднялась с кровати, чтобы взять свою походную сумку.
— Есть в Танце Тени такие последовательности движений, — небрежно сказала она, — которые время от времени вызывают силу Рашана.
— Рашан! Ну да. — Жемчуг подошёл, продолжая осматривать комнату. — Танец Тени. Ты?
— Когда-то. Давным-давно. Я не служу никаким богам, Жемчуг. И никогда не служила. Но Танец, как оказалось, может пригодиться в бою. Позволяет сохранять гибкость, и он нужней всего, когда я нервничаю или несчастлива.
Лостара повесила сумку на плечо и остановилась в ожидании.
Брови Жемчуга поползли вверх.
— Нервничаешь или несчастлива?
В ответ Лостара мрачно посмотрела на него и направилась к двери.
— Ты сказал, что вышел на какой-то след…
Коготь последовал за ней.
— Верно. Но сперва хочу предупредить: эти движения, которые вызывают Рашан, — лучше тебе избегать их в будущем. Такие действия могут привлечь… внимание.
— Хорошо. Теперь — веди.
У ворот усадьбы сгорбился рядом с охапкой соломы одинокий караульный. Взгляд его бледно-голубых глаз следил за Лостарой и Жемчугом, которые перешли улицу и направились ко входу. Форму и доспехи солдата покрывал слой пыли, в ухе красовалась медная серёжка с костью — небольшой фалангой человеческого пальца. Судя по выражению лица, караульный испытывал тошноту. Он глубоко вздохнул, прежде чем сказать:
