— В смысле?
— В прямом. По-твоему, я при благочестивом Ясмине праздновала пятилетие брака и клятвы повторяла за двоих? А потом сама своими силами воздвигла над храмом магический купол?
— Стоп, стоп… я понял, о чем ты. Нужна легенда.
— Да было бы неплохо, — съязвила от всей души и вспомнила важное: — К слову, о легенде! Почему воспоминания Таллика переплетаются со сказаниями, коим более тысячи лет?
— Что?
— То, что слышал. У меня есть письма и…
Асд Гаррат был прав, данная информация Дори не понравилась. И по мере моих слов с лицом тарийца происходило нечто невообразимое. Первоначальная гримаса непонимания сменилась удивлением, затем оторопью и, наконец, необузданной злостью. Черты лица заострились, глаза заледенели, вновь напоминая, что предо мной потомственный убийца. Самое время замолчать и исчезнуть, но он уже задал вопрос:
— Какие письма?
— От Талла к его возлюбленной, — прошептала я, и воин дернулся всем телом. — То есть… первоначально они были к Соне, а затем, после открытия, переадресовывались мне.
— Как? — с утробным рыком вопросил тариец сам у себя, но я уже ответила:
— Со значительными изменениями в тексте.
— Нет… Как он?.. Какие письма он мог приспособить? Покажи!
Ради этого Инваго меня отпустил и сам с кровати встал. Я и показала, коротко пересказав суть первых писем и их особенности, если таковые были:
— Это письмо было в крови, это со сгибом. А вот здесь на конверте последнего стояла метка нашего начальника почтового отделения. Письмо отправлял не Таллик, а кто-то за него. Господин Тикелл подобное метил, чтобы не было путаницы и никто не смел под чужим именем вымогать у семьи пропавшего золото…
— Мракобесье! — прошипел тариец и, сжимая кулаки, закрыл глаза. Долгую минуту он стоял и не шевелился, кажется, даже дышать перестал, чем напугал меня повторно.
Считая, что Дори и без меня прекрасно успокоится, уже подошла к двери, взялась за ручку, как вдруг услышала:
— Проклятье… А, к черту! Решаем вопросы по мере поступления. — Щелчок пальцев, захлопнувшаяся дверь, мое перемещение на колени воина. — То-о-о-ра, мы не договорили, а времени уже в обрез. Слушай внимательно, чтоб не пришлось повторять.
А дальше как в сказке…
Встретились мы с Таллом пять лет назад здесь же на заставе, на поляне, полной цветов, под тихим городом Данирш, он — раненый, а я с невесть откуда взявшимся перевязочным материалом. Потом оказалось, что я там сушила белье, чье именно, не пояснил, в общем… сушила! Увидела несчастного тарийца, по доброте душевной пришла на выручку и он, увалень недальновидный, романтично настроенный, потащил меня в храм. Почему недальновидный? Потому, что для признательности своей избрал вдовийку, а увалень потому, что клятву дал, кольцо всучил, запись на алтарной стене сделал, но не привязал супругу ни к хранителю, ни к роду И раненого Талла я тогда всецело поняла и поддержала, все же на супружеском ложе стонать нужно от страсти, а не от боли. Впрочем, в дальнейшем пересказе благоразумия меня лишили. Ведь получив кольцо, клятву и запись на алтарной стене, я решила вернуться в родной город Гьяза, а не нагрянуть к новоявленной родне. Но суть не в этом… Пока Талл по горам «лазил», скучал и письма отправлять не смел из-за приказа, я, дурында редкостная, полтора года, жутко робея, пыталась соблазнить родню благами Тарии. И так ее восхваляла, что нечаянно Даруша Темного привлекла.
— Нет! — Я вырвалась из объятий Инваго, слетела с его колен и в мгновение ока оказалась у противоположной стены. — Ни слова… Не было его! Не было меня… ничего не было!
— Понимаю, ты не хочешь вспоминать… — начал воин, медленно поднимаясь с кровати.
— Нечего вспоминать! Ничего не было, ни смертей, ни разрушенного города, ни крови… — выкрикнула я, уже совершенно не контролируя поднимающуюся в душе панику. — Ты сказал, что убережешь меня! Что я буду под защитой рода! Ты…
— Сдержу свое слово, — он неожиданно оказался рядом, сжал кисти моих рук почти до боли и вкрадчивым тоном произнес: — Но если Урос заикнется о том, что ты была в его власти…
— Нет!
— А он заикнется, нарываясь на поединок, — жестко продолжил Инваго, и я задрожала, мыслями возвращаясь назад, в беспросветное прошлое, которое может стать и будущим. — И чтобы защитить тебя и честь рода, Талл явится на бой, даже если… если он заложник долга перед Адо.
Слезы мгновенно высохли, взгляд прояснился.
— Талл на службе бога? Вашего бога? — не поверила я. Правда, тут же оборвала себя, потому что вспомнила, сколько невероятностей вокруг происходит. Проклятый маг, нелюди, огромные посылки, конверты с пересылаемыми письмами, Инваго-недодемон, ополовиненный житель подземных чертогов и старая легенда, в которую хранитель рода решил меня посвятить… — Ты что же, хочешь сказать, что это будет не просто защита, но еще и гарант его возвращения?!
— Может быть. Как вариант. Хотя мы его не рассматривали, — ответил деверь и покачал головой, пресекая все мои возражения. — Со всеми вопросами разберемся по мере поступления. А сейчас вернемся к сказке.
— Не… — попыталась возмутиться, но он закрыл мне рот рукой и продолжил инструкцию.
— Ты пыталась втолковать Темному, что не свободна, но так как он тупой ублюдок, а Таллик идиот, тебе не вняли. Дальше. Шесть месяцев брака, поджог, побег. Освободившись, ты приехала на заставу, предъявила мэру дарственную Талла и построила «Логово».
— А… — хотела возразить, заметив некоторые нестыковки, но Инваго не позволил, оговаривая историю уже нашей с ним встречи.
— «Логово», в котором наследник Дори и нашел тебя по прошествии еще трех лет. Приехал ночью с немногочисленным отрядом, одним магом и двумя друзьями. Проговорил с тобой до рассвета, а поутру повел обновить клятвы. — Пауза, а затем насмешливое: — И три дня подряд без устали завершал обряд с привязкой к хранителю и к роду.
— Те самые три дня, во время которых я без чувств провалялась?
— Три самых восхитительных дня в твоей жизни, после которых он абсолютно счастливый умчался в абсолютно неизвестном направлении. А ты невероятно счастливая осталась с невероятно ценным… даром.
— Ты о посылках?
— Нет. — И красноречивый взгляд вниз, предположительно на мой живот.
— Я что, по легенде еще и беременна?!
— Может быть. Как вариант. И хотя мы его рассматривали, я до сих пор сомневаюсь в необходимости его осуществления.
— Да чтоб тебя! — посмотрела на деверя со злостью. Как он может так спокойно обо всем этом говорить? Как может так распоряжаться моей судьбой? — Дори, я на это не подписывалась! Ты вначале говорил одно, а теперь совершенно другое, я не хочу врать твоей матери! Я не…
Движение, и он вжимает меня всем корпусом в стену и безотрывно смотрит в глаза. Горячий, твердый, будто каменный. Я опять забыла, с кем беседую, и вот результат.
