— Надолго? — Просьба Инваго о задержке мадам Дори на заставе всплыла в памяти сама собой.
— Вряд ли, — Тороп качнул головой, — сдается мне, они не столько на «Логово» приехали посмотреть, сколько за тобой.
— В смысле, приехали посмотреть на меня?
— Сомневаюсь.
* * *
Утомление мое, видимо, было сильным. Ночь проспала как младенец, а утром даже не шарахнулась в сторону, когда узрела тростиночку, склонившуюся надо мной.
— Тора, доброе утро! — поприветствовала меня девица голосом черного ужаса, при этом невероятно женственным движением поправляя шелковый халатик, так и норовящий сползти с плеча. — Коньяк есть?
— Что?
— Коньяк, настойка, спирт, растирка, вино… дай хоть что-то, пока я не убил мегеру и не получил очередной срок за земные грехи!
Пить я ему, конечно, принесла, но отнюдь не то, что демон так упорно требовал. И заметил он это уже после того, как хлебнул.
— Что за дрянь?
— Настойка трав на спирту. Двадцать капель на полчашки воды. — С этими словами я забрала опустевшую чашу.
— Издеваешься? Мне что-то покрепче надо! — возмутилась красавица, сведя тонкие бровки к переносице. Был бы хранитель в образе демона, я, быть может, испугалась и послушалась, а так…
— И ты смеешь еще на что-то надеяться после того, как я по незнанию угостила тебя коньяком?
— То-о-о-орри-и-и…
— Обойдешься, — оборвала я. — И не смотри с упреком, лучше прямо скажи, чем мне аукнется привязка к роду Дори.
— Тебе ничем. — Тростиночка опять аккуратно поправила сползающий с плеч халатик, очень грациозно откинула косу на спину и замогильным голосом произнесла: — А вот Талл на другой уже не женится. — Быстрый взгляд на меня и успокаивающее: — Официально не женится, ибо место занято. Но во всех прочих связях у него ограничений нет.
Теперь понятна растерянность Инваго. Он чисто по-мужски посочувствовал брату, ведь на всех семейных портретах рядом с потеряшкой буду изображена я, в том числе даже в склепе на урне с прахом. И возникает вопрос:
— А как же я?
— А ты в связях более бесправная, зато теперь окончательно защищена. И рожать будешь только от супруга, чистота крови в роду блюдется от и до.
В ярко освещенной комнате как-то резко потемнело, и сквозь эту мглу, ставшую не только осязаемой, но и ощутимо плотной, донеслось задумчивое:
— Двадцать капель на полчашки, говоришь… Сиди здесь, сейчас сделаю.
То, что предприимчивый демон через мгновение влил в меня, было на порядок более концентрированной смесью, о чем он и сообщил с довольными нотками в голосе:
— Перестраховался!
И зря старался, двадцать капель и без того была отнюдь не человеческая дозировка, способная свалить быка. Сообразив, что вот-вот уйду за грань, я вырвалась из крепких объятий и понеслась в ванную под удивленное: «Что опять не так?» На объяснения сил не хватило, а когда я вышла из ванной, уже не хватило времени. Хранителя рода Дори позвала моя свекровушка. Удивительно, но Эванжелину я, как и Тороп, иначе назвать не могла, даже мысленно. Светлый человек, прямо-таки сияющий.
Полностью спасти себя от действия настойки мне не удалось, осталась легкая отстраненность, граничащая с неадекватностью или душевной болезнью забвения, как на заставе говорят. И хотя поначалу я злилась на демона, позже от души его поблагодарила. Потому что только в этом состоянии я легко перенесла скептические замечания Гаммиры Дори относительно моих умственных способностей, хозяйской хватки и умения вести дела. Выслушала тарийку с каменным лицом и с ним же полюбопытствовала, не знакома ли медам со звездой столичного театра Вдовии некоей Алиссией Тюри.
— Нет, — ответила крестная потеряшки, коей я мысленно дала статус свекресса, ибо такие гордые звания, как истеричка, грымза, мегера и медам, не включали в себя «жгучую» любовь к Таллу и причастность к роду.
— Жаль, вы бы быстро общий язык нашли.
— Хотите сказать, что она начитанна, умна, красива и ведет себя как леди? — уточнили у меня.
— Как наглая, капризная, обиженная на весь белый свет леди, — сообщила я с улыбкой и предложила гостьям кофе. — Редкий и очень дорогой напиток, вам понравится, как мы его готовим. — А готовить я его намеревалась долго и нудно, так, чтобы у гостий пропало желание пить кофе в столовой и появилась идея подняться наверх.
Но зря я надеялась на уединение и отсрочку. Едва поставила чайник, в кухню ворвалась тростиночка.
— Коньяку стопку!
— Лучше две, — вслед за черноглазой красавицей явилась свекровушка.
— Кому? — не поняла я.
— Гаммире, — в один голос ответили вошедшие и уселись за стол, — чтобы не сильно вредничала.
Что ж, спорить с этим доводом я была не в силах, свекресса действительно весьма вредная особа. И, на наше счастье, не поет. Мои мысли прервал тихий вопрос:
— Расскажешь? — Мадам Дори в волнении теребила в руках кружевной платочек. В глазах светилась затаенная надежда, а подбородок чуть заметно подрагивал.
— О чем? — спросила, не понимая вопроса.
— О сыне, конечно же! И зови меня Эванжелиной.
Потянувшись за мешочком с кофейными зернами, я так и застыла перед открытым шкафчиком. Неужели Инваго использовал вариант с моей беременностью, призванный возвратить потеряшку? Только не это!
Несмотря на эффект успокоительного, горло перехватило словно бы обручем, во рту пересохло, а на спине проступил холодный пот. Я ошалело посмотрела на тростиночку, и та ответила мне недоумевающим взглядом. Затем перевела его на мадам Дори, снова на меня и только лишь на третьем повторе этих переглядок сообразила и внесла ясность:
— Так… м-м-м… Энжи имеет в виду своего сына Талла.
Секундное замешательство, и я позволяю себе облегченный выдох, но преждевременный.
— А ты о чем подумала? — тут же поинтересовалась свекровушка, и глаза ее сверкнули догадкой. — Ты на сносях?! Да, я права? Какое счастье, какая радость… — и, обернувшись к девице, которая не девица, а очень даже демон: — Вот видишь, Хран, святая Иллирия услышала наши мольбы!
Наши? Это что же, они вдвоем молились за продолжение рода? Значит, этот вариант все-таки будет использован?
От ужаса голос сел, я отчаянно замотала головой, но моему жесту не придали большого значения. Мадам Дори, как истинная тарийка, не видящая преград на своем пути, перепрыгнула через разделяющую нас скамью и оказалась рядом.
— Можно прикоснуться? — С этими словами она посмотрела на мой пояс, нахмурилась: — Понимаю, срок может быть очень мал, но, право слово, зачем ты носишь такой тяжелый жесткий пояс, да еще с иглами и клинком! Это же может навредить…
— Нет-нет, простите, я не… — Я наконец-то совладала с голосом, но не успела договорить, в кухню степенно вошла заинтересованная громкими возгласами свекресса.
