— Невинное предположение, вылившееся в неопровержимое доказательство. — Я улыбнулась, подставляя лицо холодным лучам зимнего солнца, и, на мгновение зажмурившись, добавила: — Я не спускаю оскорблений и, во избежание лишних проблем, предпочитаю сообщать об этом сразу.
А в том, что проблем и без того будет много, моя уверенность крепла. И дело тут даже не в том, что я вдовийка, грязная вражеская девка и некогда плененная раба, коей удалось сбежать от тарийского лорда, нет. Все дело в самом моем наличии, о чем мне одним лишь взглядом сообщил добрый дядюшка Талла. Будь я чиста и честна, молода и богата, да даже будь я верноподданной Тарии и единственной наследницей знатного рода, все равно стала бы им поперек горла.
— И тебе вряд ли скажут об этом прямо, — рассудила тростиночка, когда я поделилась своими мыслями вслух.
— Значит, будут давить на «прописные» истины: вражескую кровь, низкое положение в обществе, стремление к наживе и предательство. — Я прекрасно понимала, что они постараются оболгать, скомпрометировать и подставить меня так, чтобы одним махом убрать из рода Эванжелину с дочерьми, Гаммиру и нас с Таллом. И все это до тридцатиоднолетия наследника.
— Сколько времени у них осталось на козни? — В памяти невольно всплыло требование Инваго задержать свекрессу со свекровушкой в «Логове» в идеале на две недели. А за вычетом времени на сборы и путешествие у нас осталось…
— Чуть более недели, — подтвердила мои расчеты Эванжелина и заверила: — Не переживай, все обойдется. У нас есть Хран.
— Которая медленно передвигается по столице, — незамедлительно пожаловалась черноглазая красавица и протяжно вздохнула. — Боюсь, своими стараниями король совсем скоро низведет меня до обычного человека…
— Так сильно тянет силы? — забеспокоилась свекровушка. Я же лишь вскинула бровь.
Что еще задумал ушлый демоняка? А он действительно что-то задумал, раз продолжил говорить, чуть сипя:
— Ужасно, прямо мурашки по коже! И, знаете, пальцы зудят. Кажется, еще чуть-чуть и преодоление огромных расстояний за считаные секунды станет для меня делом неподъемным.
— Но мы вряд ли скоро соберемся назад. — Мадам Дори мельком взглянула на меня. — Все же, пока Торика освоится в родовом гнезде, пройдет несколько недель. К тому же день рождения Талла вот-вот наступит и…
— А как же Гаммира? Ведь она вполне может ждать моего скорого возвращения, — обеспокоенно напомнила тростиночка, так, словно бы не она сияла счастливой улыбкой, когда медам осталась в «Логове».
— Ты права. Мне стоит написать ей о возникших сложностях.
— Да! — Радостное восклицание, а затем более спокойное: — Да. Не хотелось бы лишний раз обнадеживать.
Я с трудом удержала себя от ругательства и прикусила губу. Ну надо же, Хран решил нанести упреждающий удар, не давая свекрессе надежд на скорое отбытие из «Логова». И ведь точно знает — она попросится обратно. Не может не попроситься. Во-первых, из-за договора, попробуй такой соблюди, если тебе неймется высказаться, во-вторых, из-за меня, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, кто ответственен за мои перемещения.
Покивала своим мыслям и удостоилась внимательного взгляда от черноглазой манипуляторши.
— Что?
— Ничего, — ответила тростиночка и продолжила время от времени поглядывать на меня. И взгляды эти не позволяли скатиться в тихую истерику, заставляя держать лицо и улыбаться. А плакать хотелось от ужаса, от осознания, что Урос вновь в силе, молод, опасен и зол. Опять ищет отдушину и жаждет развлечений. Он…
— Тора, — ласковый голос свекровушки вырывает из водоворота тяжелых мыслей, — тебе совсем не интересно, как выглядит столица? Ты ведь…
— Что? — погруженная в себя, не сразу поняла вопрос.
— Ты не смотришь по сторонам…
— Да, хорошо.
Смотрю на проплывающие мимо здания и не вижу ничего. Меня сейчас куда больше волновала не окружающая нас архитектура, а нервная дрожь, что поднималась из глубины, заставляя колотиться сердце и сжимать до боли кулаки. Казалось бы, я встретилась со своим ужасом лицом к лицу, стойко перенесла эти жуткие мгновения и даже повеселилась за счет новых родственничков. Но вопреки всем заверениям Инваго, всем словам Храна и собственному опыту борьбы, я панически боюсь вновь заглянуть в глаза убийцы. Прочесть в них приговор, увидеть знакомую жажду. Он не отступится, найдет лазейки, рычаги… дорогих мне людей… Опять пообещает сохранить им жизнь. И убьет, едва добьется своего. Он…
— Тора?
Он никого не оставит в живых… закроет в горящем доме, закопает заживо, натравит обезумевших от боли собак, утопит, повесит, а попытавшихся противостоять накроет туманом забвения и по одному перережет. Я знаю, я видела. Я все видела и не могла помочь…
— О, святая Иллирия! — слышится издалека.
Кажется, последнее я прошептала вслух, безумным взглядом взирая на тростиночку, которая почему-то сидит рядом, сжимает меня в руках, в то время как свекровушка спешно ищет что-то в сумке.
— Вот, вот они! — восклицает она, выудив на свет прозрачный пузырек с неизвестной настойкой. Руки дрожат, глаза полны слез, на меня смотрит с болью.
— Что случилось? — шепчу, с трудом понимая, почему мой голос хрипит, как от крика.
— Ничего! — как-то испуганно заверяет Эванжелина.
— Ничего страшного, — вторит ей черноглазая красавица. — Все более чем обыденно и понятно. На вот, попробуй. — Пахнуло мятой. А в следующее мгновение что-то горькое наполнило мой рот, и мир, только что игравший кровавыми красками, вдруг гаснет.
— Святая Иллирия… Святая! — голос мадам Дори становится едва различимым из-за душащих ее всхлипов.
— Энжи, не стоит бояться. Это всего лишь отголоски магического слепка, эхо, всколыхнувшее завесу воспоминаний.
— Завесу воспоминаний? — в ее голосе слышится нарастающая тревога. — Как они могут быть завешены? Это ведь воспоминания, прошлое и…
— Скажем, приглушены. Не имеют изначальной остроты. Ранят, но в меньшей степени.
— Она знает о завесе? — Мою руку крепко сжали, затем в волнении погладили. — О том, что ее ограничили…
— Нет. И, надеюсь, не узнает. Мы только что видели, как завеса всколыхнулась, а что будет, если это ограничение полностью убрать?
— Святая!..
— Тихо-тихо. Вот хорошее средство, нужно сделать лишь вдох!
Далее слышится глубокий вдох, затем шелест одежд и падение тела на сиденье саней.
— Так-то лучше, — молвит тростиночка. — А Суо не зря предупреждал о подобном, нутром чувствовал. Но кто предположить мог, что простой вояка на подобное способен. Все-таки права была Зои, он видящий.
— Он начитанный и честный вояка и чуть-чуть лесной, — хрипло ответила я, уплывая во тьму. — О завесе я знаю, но не всегда помню.
