Но с приближением Слабачка, при его снисхождении с облаков, становилось всё тише.
И вот, Слабачок снова сошёл на бренную землю. Стояла тишина.
– Всё. – прохрипел Слабачок почти совсем неслышно. Но услышали все.
– Гар-Гар-Га-ар!
– Гур-Гур-Гур-Гур!
– Гур–Гуа-ра-а! – кричали все.
Одна часть толпы подбросила Слабачка раз и два, и ещё, и ещё, и (!) забросила его в другую часть толпы. Там поймали его и с криками «Гура-а! Гура-рра-а!» подкинули несколько раз и бросили снова на другой край толпы. И так многолапкины подкидывали его и перебрасывали, как мячик, пока не утомились.
Но не ограничились почести этим. Принесли листики-батуты и снова Слабачка качать! Качали и перебрасывали с одного листика на другой.
Любой другой муравьишка такой встрече сначала бы обрадовался, но стал бы затем говорить: «Хватит!», а потом кричать: «Хватит! Хватит!», и, видя, что не помогает и это, злясь на всех, лапками замахал бы во все стороны, пока его бы не отпустили.
Но радость Слабачка была так же сильна, как сильны его спинка и лапки. Его радости было больше всех, и она укреплялась-питалась ещё и ещё радостью всех!
3. Башня. Покорение. День возвышения
В покорении высоты одни пали,
другие остались на полпути,
третьи воспарили,
а редкие иные взошли.
Попытка стариков
Конечно, пока Слабачка качали, хитрые самые самыми первыми, думая, что незаметно, полезли туда, откуда видно всё. Но из-за слабости и трусости многие сразу попадали вниз, а немногие сверху закричали, что им страшно и чтобы их спасали-снимали со стены.
– Ага! – кричали им.
– Не получилось встать выше всех, обманув всех?!
– Достигнет высоты тот, кто сильнее всех!
– И честнее!
– А не хитрее!
– И не наглее!..
– А кто пойдёт первым?!
– Все первые!
– Да, все равны!
– Когда все равны, тогда первых нет!
– Когда все равны, первые все!
– Когда первых нет, все друг дружку затолкают!
– Почему?
– Чтобы стать первыми!
– Но первых много не бывает?!
– Не бывает.
– Первый всегда один!
– Вот и толкают…
– …Чтобы стать первыми.
– А потом и первым!
– Поэтому все с башни попадают!
– Затопчемся!
– Поэтому без порядка никак!
– Никак?
– И в правду.
– Тогда по старшинству!
– По старшинству?
– За то порядок!
– Это нарушение всего и вся!
– А свобода?
– Зато проверено!
– Кем проверено?
– Всеми и во все времена!
– А!.. Ну раз так, тогда…
– Пусть уж первыми идут, ну, хоть в чём-то первые.
– Названные…
– Назначенные…
– Поставленные…
– Не пригодные, но раз уж…
– Но пусть уж такие, раз уж…
– Зато друг за дружкой…
– Так ведь это…
– А притом… задавят.
– А вдруг не за…
– А вот, чтобы точно без вдруг, чтобы точно не зада…
– По старшинству!
– По порядку!
– С порядком!
– Порядок!
– По старшинству!
И так, дорога наверх открылась, стоявшим выше всех (хотя она и так им была открыта). И не важно, что ростом, силой и возрастом были они ниже, слабее и старее всех.
К башне они шли не торопясь. Среди них были хрипящие, покашливающие и хромающие… Один полз, не в силах встать, ибо был так тяжёл, и, не давая себе помочь. Но даже, чтобы ему помочь, вокруг него должно быть столько держащих его, что все они не уместятся вокруг него. А если вокруг него будет не хватать держащих его, то они не смогут и поднять его.
А не могущие его поднять очень смогут осмеивать его, чтобы не осмеивать самих себя. А этого, могущий только ползком, боялся больше, чем не в силах идти, ибо его тогда смогут лишить для него всего: стоять выше всех. Поэтому, добравшись до башни, далеко последним, он смог её только облепить своими лапками. Но, прилепившись к башне, он отлепился от неё только тогда, когда с неё слезли последние пошедшие по ней.
Другого же несли на веточках, а поднеся к башне, уже понесли вверх по башне. Поэтому наислабейший, за счёт силы других боролся за верх среди, вместе и с самыми сильнейшими.
И обогнать главнёвиков не смел никто. Идущие позади них изо всех сил сдерживали остальных, не желающих ждать, хотя не желали ждать и сами. Из-за этого за высшими получилась большая муравьиная свалка, в которой каждый топтался на каждом.
И вот, идущие не спеша, облепили собой башню со всех сторон. Началось их неспешное восхождение! Но самый быстрый в этом неспешном восхождении был тот, которого восходили, который восходил лёжа! Ибо поднимался он не на своих лапках, а лапками его четырёх! И восходил он на восходящих по восходящим! Восходящие кричали его четырём: «Привыкли вы на наших спинках выходить!» Хотя все сами и вышли по чьим-то спинкам. А им отвечали четверо несущих его: «Лапки наши, но выходит по вашим спинкам тот, кто идёт на спинках наших!»
Но, поднявшись ещё совсем не высоко, управлёвики уже стали друг дружку быстро, сильно и часто толкать, пытаясь столкнуть! Так нетерпеливо хотел каждый из них видеть больше других, хотел, чтобы то, что увидит он, уже больше никто не увидел. (Забыв про море других.) И падали многие из них. При этом кричали они: «Спасите, помогите!», «Падаю, ловите!».
Вокруг башни всё было запружено муравьями во много рядов вверх, и сброшенные главнёвики попадали в эту муравьиную кашу. Ушибались, мялись, но не топтались и разбегались.
А тот, который восходил на лапках четырёх по спинкам остальных, упал со своими четырьмя вместе с теми, по спинкам которых восходил. Упал в кипящую кашу ждущих. Вот-вот исчезнет, растворится в муравьином кишеньи, затопчется жаждущими ринуться вверх. Но тут, он, не могущий ходить, вдруг вскочил и побежал прочь от башни, крича: «Башня исцелила! Башня сила!.. И я…»
А вскоре оказалось, что те, кто смог столкнуть и кого столкнуть не смогли и кто не упал сам, сами теперь кое-как слезали обратно, потому что силёнок не хватило. Зато хватило мудрости. Но и то, пока спускались, некоторые пытались поддеть лапку соседа, которая либо держала сверху, либо поддерживала снизу, а сосед в ответ пытался делать то же самое, в нескрываемой надежде, что на очередного главнёвика будет меньше.
