В её глубине стали слышаться сильнейший гул и такие стуки, как будто ложкой задевали по кастрюле или банке. Потом – мгновенья тишины, и вдруг грохот раздался страшный! Затряслась земля, да так, что подбросило вверх муравьишек и больно ударило о землю.
Когда всё стихло, муравьишки, от боли кривя мордочки и постанывая, пытались медленно подняться на лапки. Особенно тяжело было и так уже пострадавшей Кукляшке.
Но вот звуки скрежета и стуков из бездны ямы послышались снова и, усиливаясь, начали приближаться с неимоверной быстротой. Когда казалось, что звуки эти сейчас выплеснутся наружу и рассыплются брызгами во все стороны, тишина вдруг подгребла под себя всё и вся снова. А еще через пару мгновений на поверхности ямы появилась голова Слабачка и послышались крики Камнелобого, висевшего на одной из его лапок. Им очень хотелось выбраться из ямы, но у обоих совсем не было сил сделать последний рывок. Даже у Слабачка. А упрашивать Слабачка, чтобы тот совершил невозможное, Камнелобому почему-то было стыдно. (Неужели проснулась совесть?)
На пяте спасителя
Мгновенья шли и Камнелобый почувствовал, что его друзья-бандиты вовсе не торопятся его вытаскивать. И тогда он стал на них злобно кричать изо всех своих последних сил:
– Что стоите, как валуны? Не знаете, что делают настоящие друзья, когда видят друга в беде?!
– Мы просто ещё не успели поверить своим глазам, – стал оправдываться Длинно-Тонкий.
– Это что, правда, ты? – проговорил, подходя всё ближе и ближе Мешкотелый, чтобы коснуться до Камнелобого и убедиться, что он – это он (а чтобы взять сразу и вытащить дружбана, ему в голову не пришло).
– А! Правильно нас все не любят! И я теперь вас и себя тоже презираю! Друг-негодяй никогда не будет спасать друга-негодяя! И всё из-за негодяя внутри негодяя.
– А сам-то ты кто?
– И я такой же, как вы!
– Тоже негодяй?
– Тоже! Тоже!
– Да, ладно, Камнелобый, чего уж там.
Мешкотелый:
– Не вешай нос!
Склизкий:
– Равняйся на нас!
Длинно-Тонкий:
– Мы гордимся…
Мешкотелый:
– Угу…
Склизкий:
– Своим негодяйством!
– Негодяй, который гордится, что он негодяй, – негодяй вдвойне! – продолжал ворчать Камнелобый.
Мешкотелый:
– Но-но-но-но!
Склизкий:
– Ой, он ударен головой!
– Всё стоите и болтаете. А ваш негодяй сейчас сорвётся и никакой Слабачок не даст ему больше шанса сказать вам всё, что он о вас думает. Ай! Ой! – Камнелобый срывался с Слабачка обратно в бездну.
– Ой, и вправду, – опомнился Мешкотелый. Он посмотрел по сторонам, затем взял и протянул Камнелобому веточку, которая для него была, что для человека бревно. Камнелобый зацепился сначала одной, а потом и другими лапками за это «бревно» и медленно-медленно переполз по ней на землю.
Камнелобый лежал и не мог встать. Негодёвики обступили его.
– Ой, какой он грязный, скользкий и как воняет, – кривился Склизкий.
– А вы что думали? Я оказался как раз в такой яме, в которой и так мы все сидим.
– Как так? – раскрыл рот Мешкотелый.
– А так! На красивых любуются, к тем, кто хорошо пахнет и говорит – тянутся, а от страшных бегут. Вот и от нас отворачиваются, от нас убегают и нас избегают. У каждого из нас своя яма, и у нас одна яма на всех. И вы такие же для всех, как и я.
– Ну, а от тебя отворачиваться и убегать будут теперь ещё быстрее, – зло пошутил Склизкий и все трое заха-хе-хо-ха-тали.
– Это произошло со мной, но все вы падёте так же низко, как и я. И даже ещё ниже-глубже. Вы все к этому идёте, ибо ничего не понимаете и не поймёте, – помолчал и сказал: – Хотя мы все, и уже давно, на этом дне, – и Камнелобый показал лапкой в сторону ямы.
Неблагодарность спасённого. Возвращение грязи
– А кто поможет тому, кто спас? – возмутилась Кукляшка.
Все негодёвики на некоторое время как окаменели.
– А, негодяи, уже забыли, что обещали?!
– Он спас из беды того, кого сам в эту беду и бросил, – нагло-обиженно отрезал Длинно-Тонкий.
– Тот, кого он бросил в беду, сам и был этой бедой… вместе с вами, – зло-справедливо отбивалась Кукляшка.
– Неправильно, – заслащавил Склизкий. – Мы – это беда ва-ша, а Слабачок стал бедой на-шей.
– Ваша беда! – угрожающе подтвердил Камнелобый, которого как-то быстро перестала грызть совесть и начала подталкивать подлость.
– Поэтому он его, как беду, и отбил, – не боясь, Кукляшка показала лапкой в сторону Камнелобого. – Не очень-то ты, Камнелобый, хочешь избавиться от той ямы, из которой тебя только что вытащили.
– Но, но! – записклявил угрожающе Склизкий.
– Не ходи бедой на других, беду на себя и не навлечёшь, – шла с назиданием в бой Кукляшка.
– Ах, ты! – нахмурился Длинно-Тонкий.
– Вы все сплошная беда!
– Смотри, – негодяи всё больше возвышали на Кукляшку голос. Их вид становился всё грознее, – накличешь беду!
– Ну, подходите, – смело ответила Кукляшка. – Посмотрим, в какой грязи сейчас окажетесь вы сами. Не отчиститесь.
– А Кукляшка права, ха-хи-хя!
– И, вправду, неохота пачкаться!
– Хя-хи!
– Вы не сдержали слово! – крикнул Слабачок.
– Это, какое ещё слово мы должны держать? И как держать: вот так или так? – глупо и нагло улыбаясь во всю мордочку, Мешкотелый поднял передние лапки сначала перед собой, а потом над собой.
– Слово не камень, чтобы его держать! – съехидничал Склизкий.
– Слово, хоть и не камень, но держать его вы не в силах. Его держат совесть и честность, а этих сил у вас нет. Вы не хотите спасти Слабачка. Вы продолжите делать гадости!
– Мы идём за счастьем! – насмешливо изрёк Длинно-Тонкий.
– За нашим счастьем! – уточнил-поддакнул Склизкий.
– Отнимать счастье вы идёте, – прокряхтел Слабачок, еле держась на лапках.
– Какой догадливый, – ухмыльнулся Склизкий.
Длинно-Тонкий:
– Отнимать счастье в этом и есть наше счастье!
– Отнятое счастье – это несчастье! – запротестовала Кукляшка.
– Несчастье, – кивнул издевательски Склизкий, – у кого это счастье отняли.
Длинно-Тонкий:
– Слабачок, ты молодец! Наше счастье – это несчастье других!
– Несчастье и у тех, у которых счастье отняли, и у тех, которые его отняли.
