– Да откуда здесь этому Счастью взяться? – Слабачок указал взглядом по сторонам. – Зависти и Беде, пожалуйста, сколько угодно, а вот Счастью…
– Вот среди них – среди Беды и Зависти Счастью, как раз, местечко и находится…
– Вот-вот, а Зависть и Беда его, как раз, и ищут, чтобы им – Счастьем, полакомиться, – парировал Слабачок.
– Но иногда они его боятся и от него убегают сломя голову.
– Но, тогда Счастье должно быть большим и сильным, – предположил Слабачок.
– И при этом оставаться просто Счастьем.
– Наверно, ты права, Кукляшка.
– Но и ты, Слабачок, наверно, прав.
Свет особенный
Слабачок продолжал свой нелегкий путь, выдерживая тяжеленный, как огромные камни, груз ответственности за крохотную и лёгкую, как пёрышко, Кукляшку.
До дома муравьишкам было ещё идти да идти, а Тучи Тьмы, становясь всё гуще и гуще, уже опустились на засыпающую землю. Они уже накинули непрозрачные балахоны своего черного тумана на траву, цветы, деревья и всё-всё живое, что засыпает и просыпается. Море непроглядной ночи окончательно затапливало всё вокруг.
И вдруг позади себя путникам стал слышаться, сначала еле-еле, а потом всё громче и громче весело напевающий голосок.
– Наверно, это наш Делоручкин, – предположила Кукляшка. – Он, видно, опять что-нибудь смастерил и теперь бежит об этом рассказать или это даже показать.
– А кому?
– Он готов делиться своей радостью со всеми.
– Но его радость должна стать радостью всех.
– Точно, огонь его радости должен зажечь огонь радости во всех, – поддержала Кукляшка.
– Хотя, если он поделится своей радостью хотя бы с кем-то одним, то тоже хорошо, – более мудро рассудил Слабачок.
– Хорошо, – тоже согласилась Кукляшка.
– Но даже, если радостью он ни с кем не поделится, он всё равно эту радость уже в ком-нибудь вызовет.
– Да, в тех, для кого он что-то смастерил, – отозвалась догадкой Кукляшка.
– Мастер ни для кого – не мастер, – формула Слабачка.
– Не мастер, – согласилась Кукляшка и добавила штрих к портрету Делоручкина. – Когда он достигает того, чего хочет, то прямо светится от счастья или самим счастьем.
– Светится? Сам? – переспросил, недоумевая, Слабачок. Чуть помолчав, пытаясь что-то понять, он задал новый вопрос: – Но свет может идти от свечи, от фонарика, даже от светлячка. А кто-нибудь видел, чтобы он шёл от муравья?!
Кукляшка:
– Посмотри, у всего, что светится: и у свечи, и у фонарика, и у светлячка – у них у всех свой свет. Только свеча не только светит, но она ещё и греет.
– И обжигает.
– Вот именно. А фонарик греет чуть-чуть. А светлячок совсем не греет. И свет у него голубой, а не жёлтый, как у свечи, – разъяснения Кукляшки.
Слабачок:
– А какой свет у Делоручкина?
Кукляшка:
– Тоже такой же – свой!
Слабачок:
– А он греет?
– Такой свет особенный. Он светит всем изнутри, и всем внутри становится светло и тепло, – и Кукляшка указала на грудь себе и Слабачка.
– Но раз такой свет не видим, то он и не опасен тьме и поэтому тьма не опасна свету?! Поэтому и тропа зависти не опасна внутреннему свету?! – сделал вывод вопросом Слабачок со слабой надеждой.
– Вот как раз такой свет – свет счастья, больше всего и опасен тьме и сладок для тропы зависти! Тем более, что…
– Что?
Кукляшка:
– …что сияние может быть видимо, потому что для тех, в ком оно есть, действительно, всё вокруг видится светлее.
Слабачок:
– Тогда, для Делоручкина, больше всего и опасны силы тьмы и тропа зависти.
– Ой, не может быть, – испугалась Кукляшка.
– А если с Делоручкиным пойдём мы, то и тьма и тропа зависти опасны станут и для нас? – поддал страху Слабачок.
– Но мы поможем Делоручкину? – продолжала бояться не за себя Кукляшка.
– Если наступит опасность, то мы вместе попробуем её прогнать, – позиция от Слабачка.
– Чего уж там, попробуем, – приободрилась Кукляшка.
Когда свет – тьма и тьма – свет
– А почему тьма боится света? – спросил Слабачок.
– Потому что, если будет только свет, то не будет её – тьмы, – объяснила всё знающая Кукляшка.
– И поэтому тьма борется со светом, а свет с тьмою? – соображал Слабачок.
– Ну, да.
– И значит там, где всё видно, там тьма отступила? Там победил свет?
– Да, свет победил, но до тех пор, пока его не победит тьма. А затем всё повторится.
– А! Значит, поэтому Тьма может испугаться света Делоручкина и поэтому будет пытаться этот его свет погасить? – озаботился о Делоручкине Слабачок.
– Вот именно. И есть ещё тьма и внутри муравьёв, которая будет гасить свет Делоручкина.
– А может – это будет здорово, если свет победит тьму?! Если свет будет везде, всем будет всё ясно и все будут видеть, что им делать, что они делают и куда они идут, – перешёл от частного к общему Слабачок.
– Да, и никто не будет сбиваться с дороги. Только… – прервалась Кукляшка.
– Что?
Кукляшка:
– Только часто бывает так, что очень хорошо видят, что надо делать, но делают не то и идут не туда, и продолжают делать не то и не туда идти.
– Ой!.. – вдруг опять озадачился Слабачок. – А ведь тогда, когда свет будет везде, то и спать надо будет при свете, а при свете спать неудобно? А когда уже что-то одно стало неудобным, тогда неудобным может стать что-нибудь ещё.
Кукляшка:
– Тогда, может, привыкнут к этим всем неудобствам, в том числе и спать со светом?
Слабачок:
– Одни привыкнут, да, но другие начнут искать тьму и её создавать. И даже её, тьму, научатся продавать.
– А как продавать? – не поняла Кукляшка.
– Сначала начнут спать сами в чуланах или, закрываясь шторами, поедающими свет, а потом продавать и шторы и сон во тьме, – предположил Слабачок.
– Это тем, у кого нет чуланов или нет штор?
– Ну, да.
– А если не удастся сделать темноту ни в чулане и ни в комнате с зашторенными окнами?
– Как это не удастся? А свет откуда? – даже Слабачок почувствовал, что его воображения уже не хватает.
– А так, свет – из ниоткуда и всюду!
– И даже в чулане? – недоумевал Слабачок.
