– Больно страшилищу!
– Ударил не чем-нибудь, не кулаком, а языком!
– Больно от языка!
– Словом ударил!
– Этого словом не ударишь!
– А чем же!
– Да криком-звуком!
– Да так, что ухо опухло-покраснело у злодея!
– Возьми трубу! – прокричал Слабачок. – Отыщи меня и найди ума говорить со мной!
– Да не кричи ты так! Не баси, не гуди ты так! И так одно ухо прострелило! Не хватало, чтобы и другое опухло!.. Ой!.. – неожиданно осекся паук. – А почему я тебя так хорошо слышу? Как с пауком-здоровяком-близнецом разговариваю! То ли мой слух усилился, то ли голос твой?! Наверно слух мой! Не нужна труба мне! А нужно мне тебя в траве найти, да и в землю втоптать!
– Ищи не ищи, топчи не топчи, а меня тебе не найти, и до меня даже не дотронуться!
– А вот и посмотрим, – зло взревел паук, – а вот увидим, когда тебя слышать перестанем!
– Слышать меня перестанешь, когда дышать не станешь!
– Что-о?! Затопчу-у, задавлю-у! – затопал паук по траве-мураве, землю сотрясая, пыль поднимая.
Не стал Слабачок под пауком скакать. Убежал из травы, запрыгнул на башню свою, взобрался на неё дотуда, откуда выше паука сделался.
– Эй, палконогий и полнотелый! А теперь тебе меня видно? А теперь тебе меня слышно?
– О-ой! – затряс паук головой. – Сначала писк, а потом гул от травы шел! О-ой! А теперь откуда гул пошёл, с горы? Возрос – выше стал, крошка-враг?! Меня, меня выше?! Ха-ха-ха! Или на что-то взобрался? Где ты, букашка?
– Эй ты, подлая таракашка, не примешивайся ко мне, к достойной и честной букашке!
– Мало мне писка и грома, и гула! Меня ещё и оскорбляют! Где ты, мизерный злодей! Будешь первым, кого я съем сегодня!
– А я тут, на башне! Не видишь? Али зрение, как у слепого?
– На какой-такой ещё башне?
– А на этой, перед тобой.
– Это эту верёвочку-ниточку ты называешь башней?
– Эта веревочка не из верёвочек, а из камней. И до неба до самого дотягивается! И вправду, как слепой, ты зряч.
– Башня?! Ха-ха-ха! Твоя верёвочка из камней сейчас рассыплется, как карточный домик! Хе-хе-хе-хе!
– Кто хвалится, тот похвальбой подавится.
– У? У-у-у-у! Тебя смельчака-наглеца с этой ниточки слижу, а твою верёвочку-башню разорву-разломлю и… и всеми остальными полакомлюсь! Но прежде я тебя и всех вас страхом попытаю, а заодно и повеселюсь-потешусь: с жертвочками поболтаю. Хах-хах-ха-ха! И тебе, блоха, докажу, что ты предо мной ничто. Отвернусь от тебя и ничегошеньки ты со мной не поделаешь!
Устрашение жертв
Отвернулся Гпаук от Слабачка и повернулся к муравьям и муравьишкам.
– Эх, крошки с ножками, – обратился он с сочувствием. – Видите, что я паук самый большой на свете?
– А как зовут паука самого большого на свете?
Смягчилось страшилище, но продолжило устрашающе:
– Кто боится меня и кто любит меня, называют Дрым-Брымом меня!
– Тебя все любят, но только любят бояться! Поэтому тебя никто не любит, – прокричал Слабачок.
Пришлось снова обернуться к Слабачку злодею:
– Ха-ха! Как ты догадался? Ты знаток злодейских душ?! – удивлённо-обрадованно сказал Дрым-Брым.
– Глаза и уши подсказали.
– А как зовут тебя, у которого уши и глаза умеют нашептывать мысли? Или Умничек или Поганчик? Или… Дурачок? Ха-ха-ха!
– Слабачок! – начал Слабачок с гордостью называть своё имя, но закончил неуверенно и даже стыдливо: – Слабачок? Ха-ха-ха-ха! А больше подошло бы «Хилячок»! Ха-ха-ха-ха!
– Почему по кривой пришел, а не по прямой? – спросил Слабачок твердо, оправившись от смущения и больше не обращая внимания на насмешки.
– По прямой идут к друзьям.
– Так по прямой ты и ходить, значит, не умеешь? Не ходил ты по прямой дорожке никогда. Не имел ты друзей!
– Угадал! Ха-ха-ха!
– Слушай, с твоей морды скатился огромный шар воды, не слеза ли это твоя?
– Нет! Нет!
– А кривая всегда длиннее прямой. Устаешь поди, по кривой ходить?! Вот по́том и обливаешься.
– Смеёшься? У-у, попадёшься! Ха-ха-ха!
– А почему мы – маленькие, для тебя враги? Мы же самые безобидные, самые незащищённые?! С нами же легче всего справиться! Или именно поэтому и считаешь?
– Какой догадливый! Да! Потому и считаю. С вами и справляться не надо! Вас догнать, хватать и мням-мням! Маленьких и кушать не надо. Проглотил – и наелся! Зубы бережешь. Мням-мням. Только…
– Что, только?
– А какие же вы враги?
– Вот именно: какие же из нас враги?.. А кто же мы, по-твоему?
– Жертвы вы, ха-ха-ха! Жертвы!
– Молодец, Дрым-Брым! – злодей от похвалы, от первой в его жизни (и последней), разулыбался.
– О, хоть кто-то мне сказал, что я молодец!
– Я рад, что ты рад!
– Чем слаще речи жертвы, тем слаще сама жертва!.. Ха-ха-ха-ох-ха-ох-ха-ха!
– Из двух врагов врага всегда два, но победитель один и жертва одна.
– Однаа?! Даа?!.
– Но каждый думает, что он будет победителем.
– Думает. Да.
– И каждый думает, что жертвой будет не он.
– Не он…Думает, – соглашался удивлёный Дрым-Брым и даже кивал. И думал: «Как в такой крошечной голове уместилось столько мыслишек-рассудишек?».
– Так, может, нужно каждому думать, что он может быть жертвой, Дрым-Брым? – пытался влить страх Слабачок.
– А зачем?
– А чтоб защищаться лучше? Сам не догадаешься?
– Мне думать, что я могу быть твоей жертвой? Ха-ха-ха-ха! Думаю, думаю и чем больше думаю, тем сильнее обхахатываюсь! Да и что от вас защищаться?
– Рад, что тебе весело из-за меня. Но зачем тебе жертва из кого-то из нас? Разве одним из нас можно утолить твой аппетит?
– Одним из вас – нельзя. А всеми вами сразу – ещё как можно! Правда… да, ненадолго. Ха-ха-ха-ха!
Тут некоторые муравьишки от страха задрожали ещё сильнее, а другие даже заплакали.
Дрым-Брым снова самодовольно захохотал, видя, какой он на всех наводит ужас. А когда насладился зрелищем страха и дрожи муравьишек, то зловеще-довольно прошипел, почти как змея:
– А самых трусливых из вас я сделаю своими рабами! Ха-ха-ха-ха!
– А зачем тебе мы в рабах, мы же такие слабенькие! Что ты хочешь, чтобы мы делали?
