Вдруг комариный писк, слышавшийся невдалеке, усилился. От взмахов приближающихся крылышек подул ветерок и Слабачок услышал тонюсенький голосок:
– А это само Огненное Болото рождает такие камешки.
– Болото?.. Рождает?.. Камни? – Слабачок уже хотел было рассмеяться, но вовремя спохватился и спросил: – А как? – оставшись стоять с раскрытым ртом.
– Пиииииии… – закружил вокруг Слабачка писклявый гул. – Иногда это болото немного остывает. А когда оно немного остывает – оно немного затвердевает. Но затвердеть полностью никогда не успевает и берёт, да и чихает. А, когда оно чихает то, то, что затвердевало, когда чихает, в разные стороны бросает, – пищал разъяснениями комарик.
– Оооо! Так вот откуда здесь Поле Глыб!
– Да, куски лавы взлетают, а потом падают, а упав, лежат и жар выпускают. Вот так глыбы и рождаются.
– Глыба сразу рождается большой-пребольшой!.. А мне ещё расти и расти, – неожиданно грустновато закончил Слабачок.
– И таким громадным никогда не быть ни тебе и ни мне, – так же уныло пропищал комарик.
– Важно быть счастливым, а большой ты или маленький – это не важно, – решив не унывать и поднять настроение, проговорил Слабачок. – Вот, как тебя зовут?
– Скрипулик.
– А меня – Слабачок.
– Я здесь живу. А ты зачем сюда пришёл?
– Я пришёл сюда, чтобы унести эти глыбы.
– Так ты же… Слабачок?.. Ой, извини, но ты такой маленький, а глыбы… они такие! Правда, они для меня гораздо больше, потому что я гораздо меньше.
– А я всё-таки попробую! – сказал Слабачок и пошёл дальше, рассматривая глыбы со всех строн.
Боданье с камнями. Продвижение глыбы
Слабачок, наудивившись глыбам, принялся их переносить. Взялся он за самые большие из них, пытаясь хотя бы приподнять для начала. Но камни даже не замечали его. Они стояли неколебимы. Тогда он стал толкать их. Но ни один даже не шелохнулся.
Редкие проходящие, из тех, кто обратили внимание на его «причудливые» усилия, сначала удивились. А потом некоторые уже останавливались, засматривались, и даже между собой переговаривались. И, наконец, узнав у него его имя, брызнули смеяться и надсмехаться:
– Он не только Слабачок, он ещё и Туповатик!
– И Глуповатик!
– Пытается осилить то, что ему не по силам!
– Что никому не по силам!
– Хочет делать, не зная, что можно делать…
– А что, нельзя попытаться? – кто-то попытался возразить и поддержать.
– И, не зная, как делать!
Некоторые смотрели на Слабачка с молчаливым состраданием.
Проходил день за днём, а Слабачок не сдавался и продолжал толкать глыбы. Но не сдавались и те, кто продолжал укалывать малыша ехидными словами. А то, что старшие говорили младшим, Слабачку было особенно обидно, ещё и потому, что те были правы.
– Смотрите, слабачки, смотрите и так не делайте. На что нет сил, то не осилить и поэтому осиливать не надо. Кто хочет уметь то, что не надо уметь, тот будет всегда не уметь. Но то, что уметь будет – это хвастаться!
Слабачок понимал, что не прав, что делает не то, что не это надо делать, но им управлял кто-то внутри него и диктовал ему делать то, что он делал. И он старался изо всех своих силёнок. Он разбегался и бился о камни: об один ударился несколько раз, об другой ударился, о третий. Но глыбы оставались неприступными, как горы.
Вскоре появилась Главная муравьиха-воспитательница, а вместе с ней и много-много её муравьишек-воспитанников. Узнав, что её новый подопечный отправился на Поле глыб, она вместе с толпой своих шалунишек немедленно последовала туда и преодолела и заблужденье лесных троп и Всеядный Овраг и Брызго-реку.
Рой братишек-неугомонишек ворвался на Поле Глыб с неимоверным шумом над которыми возвышалась главная. Но, увидев попытки Слабачка, она почему-то не мешала ему. Почему-то не сказала: «Делай то, что делают все!»
А у Слабачка наступил момент, когда ему показалось, что огромная птица подняла его на своих крыльях и понесла по просторам необыкновенных «могу»!
Все увидели, как он разбежался и ударился о камень с такой силой, что обязательно должен был разбиться. Но нет, он не расшибся. Нет! Наоборот, у него… По-лу-чи-лось! Большой пребольшой камень сдвинулся с места, чуть не треснув сам! Удалось! Удалось! Правда, за целых полдня! Но, удалось! И велика беда – начало!
Осуждения и восхищения. Слёзы толкача
Муравьишка очень устал. Он, правда, успел попрыгать и поликовать, но вскоре сел и заплакал: сначала от радости, а потом и от безнадежья. Ведь вряд ли у него снова получится сдвинуть этот камень, хотя бы ещё один раз, а уж поднять, так нечего и мечтать. Тогда зачем же он всё это затеял?!
Чего сейчас полностью лишился он, так – это сил веры – веры в самого себя!
Но многие, кто смеялся над ним, теперь сочувствовали ему.
Его обступили такие же маленькие муравьишки, кто больше, кто меньше.
И все они пытались его подбодрить:
– Ты смог сдвинуть такую большую глыбину!
– Да, высотой в сотни муравьёв!
Но оставались другие муравьишки, которые остались стоять подальше, и раньше насмехались и продолжали и сейчас посмеиваться и показывать на него пальцем, но теперь завидуя. Они все, как и вчера, кричали: «Ой, подумаешь, подвинул!», «А надо: носить!»
Подошла Главная муравьиха и обратилась сразу ко всем насмешникам.
– Что вы делаете тут, где вам делать нечего? – спросила она.
– Мы смеёмся над глупость, – ответил самый смелый.
– А где глупость? – стала взглядом искать по сторонам Главная.
Многие указали лапкой на плачущего Слабачка.
– Какая же это глупость? – удивилась Главная муравьиха. – Это же ваш товарищ, такой же, как и вы, и плачет.
– Глупость не он, но в нём!
– В том, что он делает!
– Почему? – изошел вопрос от Главной.
– Потому что он устаёт от того, что не нужно.
– Таак, – произнесла Главная.
– А мы устаём для нужного!
– А почему вы знаете, что делаете нужное?
– Мы делаем то и так, как нам говорят!
– Как говоришь ты, Главная!
– А зря говорить не будут!
– Ведь нам не зря говорят?
– ТО, что ты говоришь – это не зря, Главная?
– Или зря?
– И у нас получается!
– Да!
– А он говорит себе сам, что делать!
– Поэтому у него – глупость!
– Поэтому он сам глупый!
