– А вы? – спросила главная.
– А… не мы!
– Д…дда!
– Значит, он делает ненужное, глупость, потому что не делает так, как говорят? – переспросила Главная.
– Да!
– И не слу-ша-ется!
– И у него не получается!
– А нужно, чтобы получалось и именно то, что говорят!
– Но он делал ещё кое-что. И «что» вы все видели? – почему-то защищала Слабачка Главная муравьиха.
– И что мы видели?
– Он стремился, старался, пытался и изо всех сил!
– Но и мы стараемся, стремимся, пытаемся и изо всех сил!
– Или нам всем надо начать так же, пробовать таскать, кому что вздумается?
– Я буду учиться таскать облака!
– А я буду поднимать солнце!
– Правильно. Тогда домиков, где жить, у нас точно некому будет строить, – согласилась Главная.
– Но ведь он сдвинул глыбу?! – вырвалось у кого-то из тех, кто за Слабачка.
– Ну, и что? Он же её всё равно никогда не поднимет?!
– Раз он пытается поднять то, что никто не пытается, он обязательно поднимет то, что ещё никто не поднял; даже, если то, что он поднимет, будет меньше того, что он пытается поднять сейчас, – опять выкрикнул кто-то.
– Ну и что?!
– А то, балда, что из-за таких появляются дома крепче и больше, – опять промчался защищающий крик.
Все молчали.
– На его мордашке слёзы.
– Его слёзы из-за того, из-за чего наш смех.
– Из-за того, что сам не знает: «зачем» и «почему»!
– Потому, что хочет, чего не может.
– Вот!
– Вот!
– Вас рассмешили его слёзы? – спросила Главная.
– Не слёзы, а не дело.
– Но мы правы?!
– Кто потешается, всегда не прав! – вступился за Слабачка кто-то из тех, кто за Слабачка и за всех обиженных.
– А что нам делать?
– Посочувствовать?
– Но он же не прав?!
– Дать ему время это понять, – посоветовала Главная негромким голосом.
– А… а если окажется, что не правы мы?
– Тогда останетесь правы и вы, и в том, что дали время.
– Смех против слёз! – неожиданно для всех с обидой проговорил сидевший неподалёку Слабачок.
Все смолкли. С лиц сбежали улыбки, превратившись в недоумения, ожидания и страхи.
– Ты хочешь сделать то, чего сделать не сможешь! – выкрикнули из толпы.
– Зато я могу то, чего не могут все тут.
– И чего же?
– Я желаю, как не желает никто.
– И чем это хорошо?
– Я смогу больше того, у кого цель меньше.
– Ну, всё. Хватит мучить того, кто и сам себя измучил, – проговорила, переводя взгляд с мордашки на мордашку воспитательница.
Постепенно все начали расходиться. А Главная подошла к Слабачку и присела рядом.
– Ну, как же тебе не стыдно! – неожиданно изменила снисходительно-защитительный тон на дружелюбно-упрекательный. – Исчез неизвестно куда! И оказалось, что так далеко! Я так долго волновалась и искала! Я прошла долгий и трудный, и не безопасный путь из-за тебя! – и поправилась: – но и для, и ради тебя! – мягко довысказала Главная.
– Я совсем, совсем забыл обо всём, обо всех! – еле проговорив, Слабачок склонил голову и утонул в глубоком сне.
Вытаптывание Прямого Пути. На Поле Глыб
Все были восхищены чудом Слабачка-толкачка. Да то, что им захотелось рассказать о нём всем-всем своим друзьям! Но лишь несколько муравьишек отважилось вернуться в свой муравьишник и рассказать обо этом целому морю своих друзей.
Смельчаки перебежали Смех-прутик, преодолев Брызго-реку; сложив хворостинки, перешли Всеядный Овраг, так обманув его Овражью Пасть.
Пробежали по Тропам Заблужденья через лесные дебри и обратная Дорога в Дебри вернула их в Муравьишник.
– Слабачок передвинул глы-ыбу! – закричали восхищённые.
– Это у вас что-то передвинулось, – отвечали им.
– Это тот Слабачок-наглячок?
– Тот, тот! – отвечали им. – Передви-инул!
Постепенно смех и насмешки над прибежавшими сменились недоумением, потом удивлением, а потом тем же самым восхищением, а за ним и жутким интересом! И всё море Муравьишника поплыло широкой рекой на Поле Глыб!
Затоптало море муравьишек Дорогу в Дебри, исходило за раз Тропы Заблужденья, сметая травинки, песчинки и даже маленькие деревца! Появилась одна новая дорога, которая прозвалась Прямой Путь. С этих пор перестали плутать муравьи и заблуждаться в дебрях. У всех была теперь только прямая дорога в жизни!
Остановилось море муравьишек у Всеядного оврага. Раскрылась на дне его Овражья пасть во всю ширину оврага, поглотить-полакомиться всеми муравьишками готовая. А муравьишки-шалунишки были ещё и смышленышами. Повернули обратно в дебри, нанесли хворостин, закидали ими овраг доверху, да так, что овражья пасть ни поперхнуться, ни сомкнуться не успела!
А как дошли до Брызго-реки, опять в дебри убежали и палочек-брёвен наложили, Смех-прутик ими придавили! Не до смеху теперь Смех-прутику!
Заполонило море муравьишек Поле Глыб. Обступило Слабачка. Всем интересно, что завтра будет. А Слабачок никого не слышит, никого и ничего не видит, даже снов! И сон его был настолько сильнее сна любого крепко спящего, что казалось, что сон его будет длиться вечно!
Глыба на букашке
Силу желания силы
Влил в беспомощность свою.
И тело силу обрело.
Проснулся Слабачок неожиданно рано даже для самого себя, перед рассветом. И теперь вокруг него все спали настолько крепко, что уже Слабачку показалось, что спящих не разбудит ни гром, ни дождь!
Его словно кто-то поднял, а в его тельце будто заалел огонёк. Лапки, как будто не его, не спрашивая голову: «Как?» и «Куда?», – понесли его к камням.
Выбрав одну из самых великих глыб, он сделал под ней подкоп в половину роста, чтобы можно было подлезть под камень, снизу его подпереть и поднять, если получится. Приподнимаясь на задних лапках, Слабачок передними лапками упёрся в глыбу, а глыба… дрогнула и… взялась… поднима-аться! … Подни-маается!.. Каамень! Камень пооднят! Ка-мень… Поо-днят!
«Поднял, поднял, неужели поднял?!» – кричало внутри Слабачка. Он еле-еле его понёс по подкопу и поднялся на травку.
Слабачку глыбу нести было очень тяжело, но ему казалось, что должно было бы быть гораздо тяжелее, что камень поднимает и держит не он. Ему как будто кто-то помогает, как будто кто-то поддерживает его камень.
