– Нет, – сказал я. – Это никто. Совсем никто.
Она кивнула и снова заснула.
Когда мой взгляд опять сфокусировался, было темно и я был один. Мои челюсти дрожали, мой подбородок и грудь рубашки были мокрыми от слюны. Немота, казалось, уменьшалась. Я подумал, означает ли это, что яд не убьет меня. Я сомневался, что это имеет значение; у меня будет мало шансов сказать что-нибудь в свою защиту. Мои руки онемели. По крайней мере, больше они не болели. Мне страшно хотелось пить. Я подумал: умер ли уже Руриск? Он выпил гораздо больше вина, чем я, а Чейд говорил, что смола кекса действует быстро.
Как бы в ответ на мой вопрос вопль чистейшей боли вознесся к далекой луне. Вой, казалось, повис там и, поднимаясь, вытягивал за собой мое сердце. Хозяин Востроноса умер.
Я ринулся к нему, обернув вокруг него одеяло Дара.
Я знаю, я знаю.
И мы дрожали вместе, в то время как тот, кого он любил, уходил. Страшное одиночество опутало нас обоих.
Мальчик?
Мысль донеслась до меня еле слышно, но я был уверен, что это не бред. Лапа, и нос, и дверь приоткрылась. Он подошел ко мне, его нос рассказывал мне, как плохо от меня пахло. Дымом, и кровью, и потом страха. Подойдя, он лег подле меня и положил голову мне на спину. Вместе с прикосновением снова пришла связь. Теперь, когда не стало Руриска, она была сильнее.
Он покинул меня. Это больно.
Я знаю. Прошло много времени. Освободишь меня?
Старый пес поднял голову. Люди не могут страдать так, как собаки. Мы должны быть благодарны судьбе за это. Но из глубин своей боли он все-таки поднялся и вонзил сточенные зубы в мои путы. Я чувствовал, как они ослабевают, виток за витком, но у меня даже не было сил разорвать их. Востронос вывернул голову и принялся за них коренными зубами. Наконец веревки разошлись. Я вытянул руки вперед. От этого все стало болеть по-другому. Я все еще не ощущал рук, но смог повернуться и вытащить лицо из соломы. Востронос и я вместе вздохнули. Он положил голову мне на грудь, а я обнял его онемевшей рукой. Снова дрожь сотрясла меня. Мои мышцы сокращались так сильно, что яркие точки запрыгали перед глазами. Но это прошло, а я все еще дышал. Я снова открыл глаза. Свет ослепил меня, но я не знал, настоящий он или нет. Рядом со мной хвост Востроноса стучал по соломе. Баррич медленно опустился на колени подле нас. Он осторожно положил руку на спину пса. А когда мои глаза привыкли к свету его фонаря, я увидел, что лицо Баррича искажено от горя.
– Ты умираешь? – спросил он. Его голос был начисто лишен выражения. Так мог бы говорить камень.
– Не уверен, – попытался сказать я, но язык все еще работал плохо.
Баррич встал и ушел. Фонарь он взял с собой. Я лежал один в темноте.
Потом вернулся свет, и Баррич с ведром воды. Он поднял мою голову и плеснул немного воды мне в рот.
– Не глотай, – предупредил он, но я все равно не мог заставить работать эти мышцы.
Он промыл мой рот еще два раза, а потом чуть не утопил, пытаясь заставить еще немного выпить. Я отодвинул ведро одеревеневшей рукой.
– Нет, – выдавил я.
Через некоторое время в голове у меня, казалось, прояснилось. Я коснулся языком зубов и ощутил их.
– Я убил Коба, – сказал я ему.
– Я знаю. Они принесли его тело в конюшни. Никто не хотел мне ничего говорить.
– Откуда ты узнал, где я?
Он вздохнул:
– У меня просто было чувство.
– Ты слышал Востроноса.
– Да. Его вой.
– Я не это имел в виду.
Он долго молчал.
– Чувствовать что-то – еще не значит этим пользоваться.
Я не смог придумать ничего, чтобы ответить. Через некоторое время я сказал:
– Это Коб ударил тебя ножом на лестнице.
– Да? – Баррич задумался. – А я-то думал, почему собаки так мало лаяли. Они знали его. Только Кузнечик понял, что происходит.
Внезапно я ощутил сильную боль. Мои руки вернулись к жизни. Я прижал их к груди и стал баюкать. Востронос заскулил.
– Прекрати, – зашипел Баррич.
– Вот сейчас я ничего не могу сделать, – ответил я. – Все так болит, я разрываюсь на части.
Баррич молчал.
– Ты поможешь мне? – спросил я наконец.
– Не знаю, – сказал он тихо и потом – почти с мольбой: – Фитц, что ты такое? Чем ты стал?
– Я то же, что и ты, – сказал я ему честно, – человек короля. Баррич, они собираются убить Верити. Если они это сделают, Регал станет королем.
– О чем ты говоришь?
– Если мы не уйдем отсюда, пока я не объясню, это случится. Помоги мне выбраться.
Казалось, ему потребовалось очень много времени, чтобы обдумать это. Но в конце концов он помог мне встать, и, держась за его рукав, я выбрался из конюшен и вышел в ночь.
Глава 23
Свадьба
Искусство дипломатии – это везение, благодаря которому вы узнаете больше секретов противника, чем он ваших. Всегда действуй с позиции силы – таковы были принципы Шрюда. И Верити был верен им.
Ты должен найти Августа. Он – единственная надежда Верити.
Мы сидели в предрассветных сумерках на склоне горы над дворцом. Мы не ушли далеко. Склон был крутым, а я слишком слабым, чтобы идти. Я начинал подозревать, что удар Регала пришелся как раз по сломанным Галеном ребрам. Каждый вздох пронзал меня болью. От яда Регала на меня снова и снова накатывали приступы дрожи, и мои ноги сгибались часто и непредсказуемо. Я не мог стоять без помощи Баррича, потому что ноги отказывались мне служить. Я не мог даже схватиться за ствол дерева и сохранять вертикальное положение: в руках не было силы. Вокруг нас в предрассветном лесу перекликались птицы, белки собирали запасы на зиму, стрекотали бесчисленные насекомые. Трудно было среди всей этой жизни думать о том, какая из неприятностей останется со мной навсегда. Неужели дни и силы моей юности уже потрачены и мне ничего не осталось, кроме дрожи и слабости? Я пытался не думать об этом, чтобы сосредоточиться на деле: на серьезных проблемах, стоящих перед Шестью Герцогствами. Я заставил себя успокоиться, как учил Чейд. Вокруг нас возвышались прекрасные огромные деревья, навевавшие покой даже на меня. Я понимал, почему Эйод не хотел рубить их. Иголки под ногами были мягкими, аромат удивительно приятным. Я хотел бы просто лечь и заснуть, как Востронос рядом со мной. Наши боли все еще были смешаны, но Востронос по крайней мере мог бежать от них в сон.
– С чего ты взял, что Август поможет нам? – спросил Баррич. – Даже если бы я мог притащить его сюда?
Я заставил свои мысли вернуться к нашей проблеме.
– Я не думаю, что он вовлечен во все это. Скорее всего, Август все еще верен королю.
