Молли, в свою очередь, отвернулась от меня. Держа ее за руку, я тихо сказал:
– Я больше так не могу. Пусть это глупо, пусть это опасно, пусть остальные думают что хотят, я без тебя не могу.
Она отняла у меня руку, и я отпустил ее, чтобы не сделать больно. Но я вцепился в край ее юбки, как упрямый ребенок.
– Хотя бы поговори со мной, – умолял я ее, но заговорила Пейшенс:
– Фитц Чивэл, так не годится. Прекрати немедленно.
– Моему отцу тоже не годилось ухаживать за вами. Но он все равно ухаживал. Подозреваю, что он чувствовал то же, что и я сейчас. – Я не сводил глаз с Молли.
Мое замечание дало мне несколько секунд, в течение которых Пейшенс ошеломленно молчала. Но Молли отложила свою работу и встала. Она шагнула в сторону, и когда стало ясно, что я должен отпустить ее или разорвется ткань ее юбки, я выбрал первое. Она отошла.
– Извинит ли меня моя леди Пейшенс, если я уйду?
– Конечно, – ответила Пейшенс, но в голосе ее не было никакой уверенности.
– Если ты уйдешь, у меня больше ничего не останется, – сказал я. Я знал, что это звучит излишне драматично. Я все еще стоял на коленях у ее кресла.
– Если я останусь, ничего не изменится. – Молли говорила ровным голосом. Она сняла передник и повесила его на крючок. – Я служанка. Ты молодой человек королевской крови. Между нами ничего не может быть. Я поняла это за последние несколько недель.
– Нет. – Я встал и подошел ближе, но не коснулся ее. – Ты Молли, а я Новичок.
– Может быть. Когда-то, – уступила Молли. Потом она вздохнула. – Но не сейчас. Не делайте это для меня труднее, чем оно есть, сир. Вам лучше бы оставить меня в покое. Мне больше некуда идти; я должна оставаться здесь и работать, по крайней мере, пока я не заработаю достаточно… – Она внезапно тряхнула головой. – Доброй ночи, моя леди. Лейси. Сир. – Она отвернулась. Лейси стояла молча. Я заметил, что она не открыла дверь для Молли, но Молли не остановилась. Дверь захлопнулась за ней. Ужасное молчание воцарилось в комнате.
– Что ж, – вздохнула наконец Пейшенс, – я рада видеть, что хотя бы у одного из вас есть немного разума. О чем, во имя всего святого, ты думаешь, Фитц Чивэл? Ворвался сюда как безумный и чуть не напал на мою горничную?
– Я думаю, что люблю ее, – сказал я честно. Я рухнул в кресло и обхватил голову руками. – Я думаю, что очень устал от одиночества.
– И поэтому ты пришел сюда? – Пейшенс казалась оскорбленной.
– Нет. Я пришел повидать вас. Я не знал, что она будет здесь. Но когда я увидел ее, на меня просто нашло. Это правда, Пейшенс. Я больше так не могу.
– Но лучше бы тебе смочь, потому что все равно придется. – Она говорила твердо, но все-таки вздохнула.
– Молли говорила об этом… обо мне? Вам. Я должен знать. Пожалуйста. – Я пытался разбить их молчаливый обмен взглядами. – Она действительно хочет, чтобы я оставил ее в покое? Она так меня презирает? Разве я не выполнял все ваши требования? Я ждал, Пейшенс. Я избегал ее, я следил, чтобы не было никаких разговоров. Но когда это кончится? Или таков ваш план? Держать нас врозь, пока мы не забудем друг друга? Это все равно не сработает. Я не ребенок, а она не игрушка, которую вы прячете от меня. Это Молли. И она в моем сердце, и я не отпущу ее.
– Боюсь, что ты должен. – Пейшенс тяжело произнесла эти слова.
– Почему? Она любит другого?
Пейшенс отмахнулась от меня, как от мухи.
– Нет. Она не ветреная. Совсем нет. Она умная и прилежная, знающая и полная силы духа. Я могу понять, почему ты отдал ей свое сердце. Но у нее к тому же есть гордость. Она начала понимать то, чего не хочешь понять ты. Вы оба по своему положению столь далеки друг от друга, что не может быть никакой встречи в середине. Даже если бы Шрюд дал согласие на ваш брак, в чем я очень сомневаюсь, как бы вы жили? Ты не можешь оставить замок, спуститься в Баккип и работать в свечной лавочке. Ты знаешь, что не можешь. А какое положение ей бы понравилось, если бы ты оставил ее здесь? Несмотря на все ее достоинства, люди, которые не знают Молли достаточно хорошо, будут видеть только разницу в вашем положении. На нее будут смотреть как на способ удовлетворения твоих низменных инстинктов. «Вот бастард, он положил глаз на горничную своей мачехи. Небось пару раз поймал ее в темном уголке, а теперь приходится платить за это». Ну, ты знаешь, о чем я говорю.
Я знал.
– Мне все равно, что будут говорить.
– Ты, возможно, это выдержишь. А Молли? А ваши дети?
Я молчал. Пейшенс рассматривала свои лежащие на коленях руки.
– Ты молод, Фитц Чивэл. – Она говорила очень тихо, успокаивающим тоном. – Я знаю, сейчас ты этому не веришь. Но ты можешь встретить другую. Ближе к тебе по положению. И Молли тоже. Она заслуживает счастья. Может быть, тебе следует отойти в сторону. Дай себе год или около того. И если твои чувства к тому времени не изменятся, тогда что ж…
– Мои чувства не изменятся.
– И ее тоже, полагаю, – прямо сказала Пейшенс. – Она любит тебя, Фитц. Не зная, кто ты на самом деле, она отдала тебе свое сердце. Вот все, что она сказала. Я не хочу предавать ее, но, если ты поступишь, как она просит, и оставишь ее в покое, она сама никогда не скажет тебе об этом. Так что, надеюсь, ты не обидишься на меня за ту боль, которую я должна тебе причинить. Она знает, что вы не можете быть вместе. Она не хочет быть служанкой, вышедшей замуж за знатного человека. Она не хочет, чтобы ее дети были дочерьми и сыновьями служанки из замка. Поэтому она откладывает то немногое, что я могу ей платить. Она покупает воск и все остальное и продолжает старательно заниматься своим ремеслом. Она намерена накопить достаточно, чтобы заново начать дело в свечной мастерской. Это будет не скоро, но такова ее цель. – Пейшенс помолчала. – Она не видит для тебя места в своей жизни.
Я долго сидел молча. Ни Лейси, ни Пейшенс не нарушили молчания. Лейси тихо двигалась по комнате, заваривая чай. Она сунула чашку в мою руку. Я поднял глаза и попытался улыбнуться ей. Потом осторожно отставил чай в сторону.
– Вы с самого начала знали, что этим кончится? – спросил я.
– Я боялась этого, – просто сказала Пейшенс, – но я также знала, что ничего не могу сделать. Как и ты.
Я сидел неподвижно. Даже не думая. Под старой хижиной в выкопанном логове Ночной Волк дремал, положив морду на кость. Я слегка коснулся его, даже не разбудив. Его спокойное дыхание было якорем. Я уцепился за него.
– Фитц? Что ты будешь делать?
Слезы щипали мне глаза. Я моргнул, и это прошло.
– То, что мне велено, – проронил я. – Когда я поступал иначе?
Пейшенс молчала, когда я поднимался на ноги. Рана на моей шее болела. Внезапно я почувствовал, что хочу только спать. Леди кивнула мне, когда я попросил разрешения уйти. У дверей я задержался:
