– Вы должны принять мою благодарность. Не только за еду, но и за свечи, которые освежили мою комнату. Как я понимаю, это ваша работа.
Она начала понемногу оттаивать.
– Леди Пейшенс просила меня принести их сюда. Я была рада выполнить ее просьбу.
– Понятно. – следующие слова дались Барричу труднее: – Тогда, пожалуйста, передайте ей мою благодарность. И Лейси, конечно, тоже.
– Хорошо. Значит, больше вам ничего не нужно? Леди Пейшенс дала мне несколько поручений в Баккипе. Она сказала, что, если вам что-нибудь потребуется в городе, я должна принести это вам.
– Ничего. Но очень мило с ее стороны было подумать об этом. Спасибо.
– На здоровье, господин. – И Молли, повесив на руку пустую корзиночку, вышла из комнаты, так и не взглянув на меня.
Мы с Барричем остались одни. Я посмотрел вслед Молли, а потом попытался выбросить из головы мысли о ней.
– Это не только конюшни, – сказал я ему и быстро доложил, что увидел в сараях и на складах.
– Я мог бы тебе кое-что об этом порассказать, – проворчал он, посмотрел на принесенную Молли еду и налил себе еще бренди. – Пока мы спускались по Оленьей реке, до нас доходили разные сплетни. Некоторые говорили, что Регал продал животных и зерно, чтобы защитить побережье. Другие утверждали, что он послал племенное стадо вглубь страны, на более безопасное пастбище в Тилте. – Он допил бренди. – Лучших лошадей нет. Я сразу заметил это, когда вернулся. Мне понадобилось бы не меньше десятка лет, чтобы восстановить поголовье. Но я сомневаюсь, что теперь вообще придется делать это. – Он снова выпил. – Погиб труд всей моей жизни, Фитц. Человеку хочется, чтобы на земле после него остался след. Лошади, которых я здесь собрал, племенные линии, которые я поддерживал, теперь пропали, разбросанные по всем Шести Герцогствам. Они, конечно, улучшат любое стадо, но я никогда не смогу продолжить то, что начал. Верный, без сомнения, будет крыть здоровенных кобыл Тилта. Когда Янтарь ожеребится, тот, кто получит жеребенка, будет думать, что это просто еще одна лошадь, а я шесть поколений ждал именно его. Они возьмут самую лучшую охотничью лошадь и запрягут ее в плуг.
На это мне нечего было ответить. Я боялся, что он прав.
– Съешь что-нибудь, – предложил я. – Как твоя нога?
Баррич поднял одеяло.
– Пока на месте, во всяком случае. Думаю, я должен быть благодарен и за это. И мне лучше, чем сегодня утром. Дубинка дьявола действительно вытянула всю дрянь. У этой женщины куриные мозги, но в травах она разбирается.
Мне не нужно было спрашивать, о какой женщине он говорит.
– Ты будешь есть? – спросил я.
Он поставил свою чашку и взял ложку. Попробовал суп, который принесла ему Молли, и неохотно кивнул, одобряя.
– Так, – заметил он между глотками. – Это была та самая девушка, Молли.
Я кивнул.
– Похоже, малость холодна с тобой сегодня.
– Самую малость, – сухо ответил я.
Баррич усмехнулся.
– Ты такой же, как она, вспыхиваешь, как сухой трут. Пейшенс, наверное, не больно-то хорошо обо мне отзывалась.
– Она не любит пьяных, – сказал я ему прямо. – Ее отец упился до смерти, но, прежде чем закончил это важное дело, умудрился совершенно испортить ей жизнь. Бил, пока она была маленькая. Ругался и поносил, когда повзрослела.
– О, – Баррич осторожно поставил чашку, – тяжело слышать это.
– А ей было тяжело жить так.
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– Я ничем не обидел ее, Фитц. Я не сказал ей ни одного грубого слова, пока тебя не было, и я даже не был пьян. Пока нет. Так что прибереги свое недовольство для другого раза и расскажи, что происходило в замке, пока меня не было.
И я встал и дал отчет Барричу, как будто у него было право требовать от меня доклада. Впрочем, полагаю, в какой-то степени у него действительно было такое право. Он ел, а я докладывал. Когда я закончил, он налил себе еще бренди и откинулся в кресле. Потом поболтал бренди в кружке, посмотрел на него, а потом снова на меня.
– А Кетриккен ждет ребенка, но об этом пока не знают ни король, ни принц Регал.
– Я думал, ты спал.
– Я спал. Я был наполовину уверен, что этот разговор мне снится. Хорошо.
Баррич опустил кружку, сел и смахнул одеяло со своей ноги. Он неторопливо сгибал колено до тех пор, пока не начала открываться рана. Я вздрогнул, увидев это, но Баррич только задумчиво смотрел на ногу. Он налил себе еще бренди и выпил. Бутылка уже наполовину опустела. – Так. Если я хочу, чтобы рана не открывалась каждые пять минут, мне придется наложить на колено шину. – он взглянул на меня. – Ты знаешь, что мне нужно. Принесешь?
– Думаю, что тебе лучше подождать денек-другой. Твоей ноге необходим покой. Тебе не нужна шина, чтобы лежать в постели.
Он бросил на меня долгий взгляд.
– Кто охраняет дверь королевы?
– Я не думаю… Полагаю, что есть женщина, которая спит во внешней комнате ее покоев.
– Ты же прекрасно понимаешь, что он наверняка убьет ее и ребенка, которого она вынашивает, как только узнает.
– Это все еще тайна. А если ты начнешь сторожить ее дверь, все об этом узнают.
– По моим подсчетам, сейчас знают пятеро. Это уже не тайна, Фитц.
– Шестеро, – печально признался я. – Шут заподозрил это еще несколько дней назад.
– О!
Я даже немного позлорадствовал, увидев Баррича потрясенным.
– Что ж, по крайней мере этот язык болтать не будет. Но, как ты видишь, этой тайне уготована недолгая жизнь. Еще до конца дня пойдут слухи. Я буду сторожить ее дверь этой ночью.
– Почему обязательно ты? Неужели ты не можешь отдохнуть, а я…
– Человек может умереть от удара, Фитц, ты это знаешь? Когда-то я говорил тебе, что бой не закончен, пока ты не победил. Это, – он с отвращением указал на свою ногу, – не будет служить для меня оправданием, если я сдамся. Достаточно позорно для меня, что мой принц вынужден был отправить меня домой. Я не предам его здесь. Кроме того, – он засмеялся, – в этих конюшнях теперь нечего делать нам вдвоем с Хендсом. А мне ими заниматься не хочется. Итак, ты достанешь то, что нужно для шины?
И я достал, и отнес ему, и помог смазать его рану мазью, прежде чем мы как следует забинтовали ее и наложили шину. Баррич разрезал пару старых штанов и надел поверх повязки. Я помог ему спуститься по лестнице. Потом, несмотря на свои слова, он пошел в стойло Крепыша и проверил, как вычистили его рану. Я оставил Баррича там и вернулся в замок – хотел сказать Кетриккен, что этой ночью у ее двери будет страж, и объяснить почему. Когда я постучал в дверь ее комнаты, меня впустила Розмари. Королева, конечно, была в своих покоях вместе с преданными леди, которые вышивали на маленьких пяльцах и беседовали. Сама Кетриккен открыла окна и, нахмурившись, смотрела на спокойное море. Она напомнила мне Верити во время работы Силой. Я подозревал, что ее терзают те же тревоги, что и его. Я проследил за ее взглядом и, как и она, подумал о том, куда ударят сегодня красные корабли и что происходит в Бернсе. Бессмысленно было думать об этом. От Бернса не было никаких официальных сообщений. По слухам, побережье стало красным от крови.
