Его бывшая невеста, главная любовь его жизни, хотя она покинула его, была убита. Задушена. Ее оставили здесь, в семейном музее, в позе легендарной Элены Милагро де Ойос.
Дэвид попал под подозрение, но у него было алиби — дедушка и бабушка. Правда, это алиби не вызывало особого доверия — в конце концов, что они могли сказать? Но он не убежал — ждал окончания расследования и потом уехал, чтобы больше не возвращаться.
Кейти знала, что некоторые все еще подозревают Дэвида. Она помнила его, но лишь смутно. Здесь он был школьной спортивной звездой. Шон, его старший брат, тоже любил спорт.
Кейти с любопытством перешла улицу. Было тихо, фонари освещали дорогу. Она смотрела на здание, служившее семейным музеем Беккетов.
Дом был построен Перри Шейном в конце 1850-х годов. Шейн бросил его, чтобы сражаться за федералистов в его родном Нью-Джерси. Семья Беккет приобрела дом в 1920-х годах, потому что это было дешевое строение семидесятилетней давности, к тому же одна из гранд-дам улицы похвалялась балконами и галереей вдоль чердака. Кейти сомневалась, что оттуда можно было видеть воду и корабли, но это было модным аксессуаром в то время, когда дом соорудили.
Ранее в нем было шесть спален на втором этаже и две в мансарде. Внизу находились гостиная, библиотека, столовая, кабинет и буфетная. Кухня располагалась сзади, футах в двадцати. Имелся также каретный сарай. Теперь, входя в парадную дверь, вы видели ворота и турникеты. Экскурсия начиналась на втором этаже и проходила через комнаты, после чего посетители спускались по черной лестнице на первый этаж и шли назад к входу.
— Что ты делаешь? — осведомился Бартоломью, следуя за ней.
— Хочу узнать, почему горит свет, — ответила Кейти.
— Потому что там кто-то есть. А ты еще не приобрела музей. Это может быть опасно.
— Возможно, это хулиганят студенты, и я выставлю их отсюда, прежде чем они причинят вред. Крейг Беккет закрыл музей несколько лет назад, все экспонаты еще на месте, — сказала Кейти.
— А если это не студенты? — запротестовал Бартоломью. — Кейти, не ходи туда.
— Ты со мной. Значит, все будет в порядке.
— Кейти! Проснись и посмотри на восход солнца, девочка! Я — призрак. Мне нравится вспоминать дни, когда я был сильным, крутым и мог защитить девушку. Если ты попадешь в неприятность из-за того, что музей грабят преступники…
— Бартоломью, какие воры зажигают свет? — осведомилась Кейти.
Бартоломью застонал. Кейти перепрыгнула через низенькое ограждение.
— Кейти!
— Что?
— Да — убийство из убийств!
[15] — вскричал Бартоломью.
Ему всегда нравилось цитировать и перефразировать Шекспира.
— Убийцы не зажигают свет, — бросила Кейти через плечо.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
Кейти игнорировала его и подошла к известняковой дорожке, ведущей к широким ступенькам крыльца и двери.
Она чувствовала позади присутствие Бартоломью.
Была ли она безумна? Нет! Музей должен был перейти к ней, и она могла за две секунды вызвать полицию по телефону. Кейти не собиралась подходить к свету — ее интересовало, что скрывается в темноте. Она хорошо знала это место.
У двери Кейти остановилась. Она потянулась к ручке, но в этот момент дверь с легким скрипом открылась, как будто от внезапного порыва ветра.
— Я этого не делал! — прошептал Бартоломью.
Кейти нетерпеливо покачала головой и вошла.
Она сразу заметила, что некогда красивый деревянный пол нуждается в починке. Экскурсанты бродили здесь годами, и их башмаки успели причинить вред. У ворот все еще стояли старомодный кассовый аппарат и стол красного дерева, где кассир продавал билеты — ранее он служил письменным столом капитана на старом торговом судне. Вращающийся стул позади него был столь же старым, но все еще удобным. Кейти все это знала — она ходила по музею с Лиамом Беккетом всего несколько дней назад.
Свет, который она видела с улицы, исходил от входа. Это была люстра вестибюля.
Кейти открыла рот, собираясь кого-то окликнуть, но не сделала этого. Она предпочла не поворачивать турникет — звук был бы подобен взрыву. Кейти села на стол, перебросила через него ноги и шагнула на другую сторону.
Из полумрака выступали первые экспонаты. Фигуры Папы Хемингуэя и его второй жены Полин словно спускались по лестнице. Это всегда было одним из главных хитов музея — восемьдесят процентов посетителей фотографировали пару.
— Не вздумай подниматься по этой лестнице, — строго предупредил Бартоломью.
Кейти усмехнулась:
— Бартоломью, ты трус. Призраки не могут бояться. Господи, ты же был пиратом!
— Капером. Мой корабль был официально уполномочен правительством, — раздраженно поправил Бартоломью. — И не говори глупости — я не боюсь. Вернее, я боюсь за тебя, глупая девочка. Что с тобой? Я знаю, что твоя семья воспитывала тебя как следует. Порядочные молодые леди не шляются по темным переулкам.
— Это не темный переулок.
— Это еще хуже. Ты можешь попасть в западню.
— Я не стану подниматься, — заверила она его.
Кейти отошла в сторону, понимая, что нарушает исторический порядок осмотра. Она не собиралась подниматься наверх, а только хотела посмотреть, что происходит.
— Кейти, — позвал Бартоломью, следуя за ней.
Она повернулась и уставилась на него:
— Что? Сейчас я увижу призраков?
— Призраки редко причиняют вред. Куда опаснее плохие люди — преступники, насильники, убийцы и воры, — сурово произнес Бартоломью.
— Еще минуту… Мы проверим все внизу, и я вызову копов. Или Лиама. Он ведь тоже коп. Просто я не хочу кричать «Волки!».
— Что-что?
— Не хочу поднимать тревогу без надобности. Может быть, Лиам был здесь раньше и оставил свет включенным.
— И дверь открытой? — с сомнением спросил Бартоломью.
Кейти пожала плечами.
Она отошла налево, где продолжалась экскурсия, когда посетители спускались на первый этаж. Первая комната демонстрировала одну из самых драматических легенд Ки-Уэст — историю с куклой. Когда Роберт Юджин Отто был маленьким, ему подарили очень страшную куклу, очевидно проклятую рассерженным слугой, знавшим кое-что о вуду
[16]. Отто стал одержим куклой — даже назвал ее Робертом в свою честь. Кукла Роберт бродила по дому и проделывала трюки. Позднее она до безумия напугала жену Роберта.
За этой психопатической историей следовал печальный мемориал в честь моряков, погибших на «Мейне», когда судно взорвалось в гаванской гавани в 1898 году. Экспонаты музея демонстрировали матросов, работавших на корабле. Далее за занавесом танцоры двигались вокруг серебряной туфельки. Первая мировая война началась и закончилась. Объявили сухой закон, и контрабандный алкоголь потоком устремился из Гаваны на Ки-Уэст.
