Соберись. Да соберись же!
– Ксюша ко мне приходила. Теперь она тоже Пастырь. И… вот. – Она протянула сложенный вдвое листок с каракулями Лисницкой.
Пока Игни, хмуря брови, изучал записку, Ника нет-нет да и поглядывала в сторону спящего Князева. Действительно – двое. Игни и Антон. Нет, сомнений давно не осталось, но все же немного странно, когда вот так. В одной комнате.
Когда-то она читала, что если собаки долгое время живут с людьми, то они приобретают сходство с ними. Так вот, эти двое тоже были похожи, как хозяин и, хм, его любимый пес. Непонятно чем. Но бесспорно.
Подумалось: некоторые заводят собак, с которыми потом не могут справиться. И сами становятся на них похожи…
– Волюкрис… – протянул Игни. Пощелкал пальцами, вспоминая. – Знакомое что-то.
– Это клуб. Мы с Ксюшей были там до того, как она пропала, – пояснила Ника и добавила: – Он недалеко отсюда. У самой реки, внизу. Под метромостом.
– Хочешь, чтобы я туда съездил?
– Можем поехать вместе, – предложила она неуверенно.
– Незачем. Я сам. Тем более здесь недалеко. Удачи пожелаешь?
– Уда… – начала Ника, но запнулась.
Игни махнул рукой Шанне и вышел не попрощавшись.
Запах полыни остался.
Шанна тут же прекратила играть.
– Дождешься его, или домой?
Ника бы дождалась. Но она пообещала маме не задерживаться.
– А то подожди. Кофе угощу.
Похоже, кофеманили здесь часто. Независимо от времени суток.
– Давай по кофе – и домой, – сдалась Ника.
К тому же она так и не объяснилась. И поспешила начать, когда Шанна разливала по пластиковым стаканчикам густой черный напиток из термоса.
– Можешь передать Антону, что волноваться не о чем. Вряд ли мы с Игни… сблизимся. Я о нем не думаю. В этом смысле. И он обо мне, скорее всего, тоже. Он вообще… очень холодный.
Красноволосая девушка мелодично рассмеялась из своего угла.
– «В сердце, что кажется холодным, порой скрывается страсть, неизвестная огненным душам», – произнесла она нараспев, явно кому-то подражая. И добавила совсем иным тоном: – Да не переживай ты так! – Подошла, села рядом. Сунула в руки Нике горячий стакан и подула на свой. – Просто помни об этом, если вдруг надумаешь с «ночным» развлечься. По Тохе шарахнете…
Вот вроде бы и объяснились. Расставили все по местам. Только легче ни капельки не стало. «Развлечься». Слово-то какое… Грязное.
Сидели молча, прихлебывали кофе.
Опустошив свой стаканчик, Ника поставила его на пол, рядом с ножкой стула.
– Теперь точно пора.
Ника успела сделать несколько шагов.
А потом услышала протяжный выдох. Всхлип. И стон.
Шанна услышала тоже. Метнулась к спящему.
– Шанн, что-то не так? – подбежала Ника.
Отмахнулась. Забормотала:
– Боль-хвороба из чужого короба, откуда пришла, туда и пошла. Кто тебя послал, тот по тебе заскучал…
– Шанн! Шанна!!!
Шепчет, шепчет, раскачивается, шепчет…
– Тебя заклинаю, обратно отсылаю, за синие реки, за высокие горы, туда где тебя не найдут заговоры. Вернись к пославшему, горя не знавшему. С ним оставайся и не возвращайся…
Кровь. Это, что, кровь? Мамочки, как много.
– Слово мое сильно!
– А Игни? Что с ним?
Шанна повернулась. Лицо блестит от слез. Губы дрожат.
– Я не знаю… Раньше такого не было. Черт, ничего не получается…
Серые глаза с длинными прямыми ресницами. Спокойные. Как у Антона: «Хочешь, чтобы я туда съездил?»
– Боль-хвороба из чужого короба, откуда пришла, туда и пошла. Кто тебя послал, тот по тебе заскучал… Он не вернется.
– Что?
– Он не вернется! – Выкрик звонким эхом разлетелся по комнатам. – Не сможет. Ника, найди его. Пожалуйста, пожалуйста, найди его… я бы сама. Но ты же видишь… Игни не вернется. Я уверена.
– И что тогда? – с трудом двигая непослушными губами, спросила Ника и почувствовала, как пол начинает уходить из-под ног.
– Они погибнут. Оба.
Боль пахнет полынью и кофе. У нее серые глаза.
Теперь Ника знала это точно.
Игни
Ник, Ника-а…
А хочешь, скажу, как меня убить?
Легко и просто.
Отрезать от Полупути.
Вот как сейчас.
Я не могу вернуться. Маршрута не получается. Нет, я вижу его. Свою первую душу. Только не шагнуть.
Может, мне только кажется, что вижу. Точно так же, как и тебя.
Если выпустить мне всю кровь, я подохну, как любой живой. Это плата за телесность. Но лучше так, чем духом бесплотным. Привык уже. Нормально.
Ты бы сейчас плакала? Или отвернулась бы и ушла? На меня не очень-то приятно смотреть. Самому противно.
Ты воображаемая не плачешь. Не человек, а каменная дева. Валькирия. Богатырша. Боевая подруга.
Шучу, не обижайся.
Ты, это… Не отвечай, если не хочешь. А я еще расскажу. Чтобы не отключаться. Я слышал, если уснуть, когда так вырубает, то можно потом не вернуться.
Киваешь. Сидишь рядом. Не смотришь.
Он тоже неживой, это точно. Живой бы со мной не справился. Тем более в одиночку. Я вообще еще не встречал того, кто был бы сильнее меня. А этот – намного. Он старше. Опытней. И птицы его слушаются.
И тех девчонок – тоже он. Больше некому. Лизу, Настю. Ксюшу твою.
Ник, я полежу немного, ладно? Глаза закрывать не буду. Просто полежу.
А вот еще, прикинь, заморочка выяснилась. Полупуть начинает глючить, если спящего Князева повернуть ногами на место головы. Вот казалось бы, какая, на фиг, разница, в каком положении лежит князевское тело, если оно по-прежнему князевское?
Но для Полупути это – сбой координат. И я не могу вернуться. Только по-живому. Ножками дотопать. Опять же – смотря откуда…
Что за криворукий инженер эту штуку проектировал?
Зато если вернусь – доползу, доковыляю, припрусь, одним словом, весь такой внезапный, – то бинго. В следующую ночь опять ни царапины. Мои раны становятся его ранами, и ему их зализывать.
Такая фигня.
Нет, не сплю, обещал ведь.
Ник, а если кровь изо рта, это, значит, легкое задето? Пена какая-то. Не знаешь? Вот и я тоже.
Устал говорить. В тишине хочу.
Если б ты мне еще вон ту карточку в карман сунула… а то потеряю. Где взял, где взял… Купил. Я, вообще, знаешь ли, законопослушный.
