— А что вас удивляет?
— У нас дочь в Москве.
— Меня ваша дочь не интересует, — качнул головой Пахомов. — Меня интересует убийство вашего мужа. Нас для этого и направили к вам, чтобы мы раскрыли это дело.
— Кто это — мы?
Пахомов улыбнулся женщине и даже отпустил ее. Хоть и не по себе Марине Петровне, а в смысл его слов она вникала. А как ее зовут, он знал из материалов дела. И адрес оттуда же. Память у него всегда была хорошей.
— Следственно-оперативная группа. Нас было четверо, остался только я. Один человек пропал, двое погибли, я в бегах.
— Почему?
— А почему погиб ваш муж?.. Он был водителем карьерного самосвала?
— Да, самосвала.
— Возил породу с карьера на комбинат?
— С карьера на комбинат, — снова кивнула Сайко.
Ее лицо вдруг скривилось, из глаз брызнули слезы. Шок от встречи прошел, но нахлынули воспоминания.
— Марина Петровна, а не выпить ли нам по сто капель валерьянки? — спросил Олег.
— Валерьянки? Да, конечно.
Она пошла на кухню, открыла холодильник, достала бутылку водки.
— Вы думаете, это успокоительное?
Она кивнула, достала из шкафа стаканы, поставила их на стол. Из холодильника достала колбасу, сыр, взялась за нож. Олег не улавливал брожения коварных мыслей, но все же внимательно наблюдал за ней. Мало ли, вдруг Марина Петровна с ножом на него бросится.
— Ваш муж возил породу только на комбинат?
— А куда еще?
— Ну, может, есть какой-нибудь левый завод, который перерабатывает породу?
— Левый завод?! — Она внимательно глянула на Олега.
В своем ли он уме?
— Я имею в виду незаконное производство. О котором ваш муж не должен был знать. А он вдруг узнал. И за это поплатился жизнью.
— Я ничего не знаю о незаконном производстве, — качнула головой Сайко.
— И ваш муж ничего не говорил?
— Нет.
— Может быть, ему кто-нибудь угрожал?
— Нет, не угрожали, — вздохнула женщина.
Она поставила на стол тарелку с сырной и колбасной нарезкой, пальцами коснулась бутылки. Олег понял этот жест, до половины наполнил стаканы. Выпили они, не чокаясь. Выпили, закусили. Олег сел на стул, прислонился затылком к стене. Так вдруг захотелось закрыть глаза, расслабиться и сидеть, тихо засыпая. Но нельзя забываться. Марина Петровна вроде бы и вошла в его положение, но вдруг взбрыкнет, вызовет полицию. А телефон у нее стационарный, он действует.
Видно, Чащин широко распустил свои щупальца, если смог отключить сотовый сигнал по всему городу. А то бы Олег забрал телефон у Кручинина, сам бы позвонил своему начальнику, сообщил о нелегальном заводе. Впрочем, Кручинин мужик достойный, во всяком случае, в связях, его порочащих, замечен не был. Он сделает все, как велит ему служебный и моральный долг. Все будет хорошо… Если, конечно, легкий запах гнильцы, исходящий от Кручинина, Олегу только почудился. Или этот запах исходил от Тернова?..
— А вы, значит, из Москвы? — включив электрочайник, спросила женщина.
— Департамент уголовного розыска Министерства внутренних дел России.
— Тогда почему вы залезли ко мне на балкон, как вор?
— Потому что меня преследуют убийцы вашего мужа.
— Почему?
— Потому что убийцы вашего мужа избавляются от всех, кто мешает им спокойно жить. Ваш муж, возможно, слишком много знал…
— Не знал он ни про какой левый завод. Он бы сказал. Он всегда со мной делился… — всхлипнула Марина Петровна.
Она снова коснулась пальцами бутылки. Пахомов кивнул, но налил только ей.
— А себе?
— Я очень устал, — сказал Пахомов, разомлело глянув на нее. — Боюсь, развезет и вырубит.
— Да уж, вид у вас неважный… А документы есть?
— Нет, только оружие.
Он выложил на стол «стечкин».
— Служебное? — спросила она.
— Табельное, — соврал он.
— У нас дочь в юридической академии учится, возможно, тоже следователем будет. Кате тоже дадут табельный пистолет? — спросила Марина Петровна.
— Выдадут.
— Это плохо.
— Почему?
— Боюсь я за нее. Как бы она домой с оружием не приехала.
— Это вы о чем? — Олег глянул на женщину.
Сайко вздохнула, поднялась, вышла из кухни, минуты через две вернулась, поставила на стол фотографию дочери. Рассматривая девушку на снимке, Пахомов невольно глянул на Марину Петровну: назвать ее красавицей не сподвиг бы и ящик водки. Зато дочь — если не само совершенство, то близко к этому. Роскошные волосы, изящный овал лица, невероятные глаза, грустная, но такая милая улыбка. Олег невольно залюбовался Катей. Но и о вопросе не забыл.
— И зачем вашей дочери пистолет? — спросил он.
— Не нужен ей пистолет! — мотнула головой женщина.
— А если она вернется домой с пистолетом, что может случиться?
— Есть тут один подонок… — Сайко решительно выдохнула, опрокинула в себя стакан водки, выдула в кулак и потянулась за колбаской.
— Кто такой?
— В отцы ей годится.
— Как зовут?
— Он просил называть себя просто Виктором.
— А фамилия?
Глядя на Марину Петровну, Пахомов уже знал, какую фамилию он услышит.
— Чащин его фамилия. Замглавы администрации. Думает, если замглавы, то ему все можно…
— Что можно?
— Кате шестнадцать лет было, она в одиннадцатом классе училась. Совсем еще юная была… А-а! — Женщина махнула рукой, отсекая разговор.
— И Чащина это не остановило?
— Нет. Заморочил голову девчонке, она ушла к нему жить, а через два месяца у него появилась другая, и он выгнал Катю. Поматросил, что называется…
— В полицию вы, конечно же, не обращались.
— А что полиция! Все было по взаимному согласию… Катя, конечно, сама виновата, мы этого не отрицаем, но так он же взрослый мужчина, он должен был понимать, что нельзя так с девочкой… Коля хотел ему это объяснить, но его избили.
— Чащин вашего мужа избил?
— Да, он в ответ ударил… Коля его ударил, а он в ответ… Очень сильно избил. Потом в больницу приезжал, извинялся. Даже денежную компенсацию выплатил… Но все равно сволочь.
— И когда это было?
— Да уж три года прошло… Мы-то уже и думать об этом забыли, а Катя помнит. Она сказала, что никогда ему не простит. И отомстит… Вот я и думаю, пусть она там, в Москве, и остается. Нельзя ей сюда.
