— В автобусе сгорела не только она.
— Да, но Злата Горак была единственной женщиной. Неповторимой женщиной.
— Завязывай, Борь! Если мы так будем реагировать на каждую жертву войны, то совсем скоро окажемся в психушке.
— А ты считаешь, у тебя сейчас нормальная психика?
— А мне без разницы, какая у меня психика, — неожиданно признался Соболь. — Я давил эту бандитскую сволочь, давлю и буду давить, пока живой. Пока пуля «духа» не пробьет сердце.
— Э-э, мужики, вы чего завелись? — раздался сзади голос старшего лейтенанта Курко.
— А ты что за нами прешь? — обернулся прапорщик.
— Так вас догоняю.
— На хрена?
— Предложение есть.
— Чего?
— Предложение.
— Озвучь.
— Нажраться, на хрен, по-человечески.
— Хорошая мысль, — расплылся в улыбке Соболь. — Я еще в «вертушке» мечтал об этом. Только две проблемы, Гена.
— Что за проблемы?
— Первая и главная: в заначке пойла не осталось, местный арак, что можно в поселке купить, в горло не полезет, да и толку от него никакого.
— А вторая проблема?
— Вторая: Боря-то наш, после поминок по Опарину Лене, завязал со спиртным.
— Э-э, кто из нас не завязывал! — протянул Курко и по-дружески толкнул Смирнова в плечо. — Борь! В натуре реально завязал или так, для передышки?
— Реально и в натуре, — передразнил его Смирнов, — но сегодня развяжу. Ну ее к черту, эту трезвую жизнь!
— Вот это правильно, — подбодрил Соболь, — верное решение. Значит, осталась одна, но главная проблема. Может, поспрашивать у «летунов»? У них спирт должен быть.
— Так тебе технари и дадут, им самим спирт нужен.
— Ну, не столько же!
— Ладно, — проговорил Курко, — один вариант — «летуны», какие еще есть соображения?
— Медчасть! Там тоже спирта хватает.
— А ты с начмедом базы майором Нефедовым когда-нибудь пересекался?
— Нет.
— Тогда понятно, почему учитываешь и медчасть. Так вот, этот Нефедов быстрей застрелится, чем даст кому-нибудь спирт без разрешения генерала Грубанова.
— Упертый мужик?
— Не то слово. Хотя поговаривают, ребята со сбитого «Су-24» развели его. Но там другая история была.
— История нас не интересует. Медчасть отпадает. Что еще? — Соболь посмотрел на Смирнова: — Борь?! У тебя какие мысли?
— Борт с гуманитаркой видите? У дальнего ангара?
— Точно, «семьдесят шестой». А с чего взял, что на борту гуманитарный груз?
— А с того, что самолет МЧС. Технику, личный состав, все боевое досматривают транспортники МО, а этот — МЧС. Просекаете ситуацию?
— Думаешь, экипаж притащил с десяток ящиков водки?
— Думаю, что у экипажа МЧС есть свой запас. Им бабло в России в рублях платят, а тут на рынке неплохие шмотки и технику можно купить, но за доллары или за сирийские фунты. Обменников же на базе нет. Рубли здесь тоже особо не в почете, значит, что? У экипажа должна быть жидкая валюта.
— Ну и голова у тебя, Боря, как-то не додумался до этого, — с уважением посмотрел на Смирнова Соболь.
— А не додумался, то возьми у меня в тумбочке сто баксов и дуй к «семьдесят шестому». Узнаешь, где отдыхает экипаж, дальнейшие действия объяснять надо?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант.
— И спроси у «летунов», может, и закуски из России привезли, чтобы местную хрень не покупать.
— Не беспокойся, все сделаем.
— Давай, мы с Геной будем ждать тебя в моем отсеке.
— Я уже на «лыжах».
— Не споткнись смотри.
— А в тумбочке точно сто баксов?
— Все, что из Пальмиры привез.
— Погоди, а у кого взял?
— У советника.
— Чего мне не сказал? Я бы тоже разжился.
— Ты еще здесь?
— Уже нет.
Соболь метнулся к модулю.
— А ты чего, Гена, решил нажраться? — поинтересовался Смирнов у Курко.
— Настроение хреновое, Борь. Вроде и задачу выполнили, и спасти людей, я имею в виду журналистов и курдскую охрану, физически не могли, а осадок тяжелый. Словно по нашей вине они погибли.
— Вот и у меня такое же ощущение. Особенно когда вспомню чешку.
— Единственную женщину в уничтоженной группе?
— Да. Уж не знаю чем, но запала она мне в душу. Когда отправляли в Хамен, решил, найду ее там, попытаюсь хотя бы поговорить. Нашел — в обгоревшем остове автобуса.
— Понятно. Не загоняйся, Борь, все равно ничего у тебя с ней не срослось бы. Даже при ее полном согласии командование быстро тебя от нее избавило бы.
— Все я понимаю, но… Эх, Ген, чего теперь?
Мимо проскользнул Соболь, направившись к стоявшему у дальнего ангара «Ил-76» Министерства по чрезвычайным ситуациям.
Офицеры зашли в отсек старшего лейтенанта Смирнова.
Борис кивнул Курко на так называемую кухонную секцию, где стояли стол, по бокам две скамьи, умывальник, морозильная камера, а на стене висел навесной шкаф. В отсеке было прохладно, работал кондиционер.
— Если Соболь не надыбает спирта, — проговорил Курко, — придется попытаться выехать в Хмеймим. Там есть лавки, где можно купить нашу водку. Дорогая она, но не арак же брать?
— Брать, — выдохнул Смирнов, — но сначала надо получить разрешение на выезд с базы. А кто его даст? Жилин? Бесполезно. Северцов? Лично я к нему не пойду. И не отпустят, сто пудов. Так что, Гена, вся надежда на Диму.
— Есть на крайняк вариант.
— Какой?
— Училище вспомни: что делали, когда надо к подружке, а увольнение не давали?
— «Самоход»? В нашем-то положении?
— В нашем как раз и безопаснее. Попадемся, что с нами сделают? Да ничего. Выговор объявят, так и хрен с ним. На следующем выходе снимут. В училище рисковали больше.
— А на чем ехать?
— Чего тут ехать? Вышел за КПП, и тут же окраина поселка.
— Так через КПП тоже еще пройти надо.
— От медпункта есть тропка. Как-то был у стоматолога, зуб вырывал, укол помог ненадолго, отходняк еще тот, вот и бродил вокруг медицинского пункта. Смотрю, двое контрактников из ТЭЧ в кусты за пунктом нырнули. И что, думаю, они там забыли? Выждал паузу, пошел посмотреть, куда солдаты делись, и увидел тропку. Под колючкой два бруса стоят вертикально, любой комплекции человек пролезет. А дальше вдоль рощи — поселок.
