— Так это другое дело, Гена. Не достанет Соболь пойло здесь, отправим в «самоход».
— Но надо обернуться до 22 часов. После общего отбоя весь периметр караул берет под охрану, и тогда нигде не пройти. Сам знаешь, у часовых приказ — открывать огонь на поражение по любому, кто не выполнил их требование. А требование одно — стой, на землю, лапы на затылок! Слово против пикнешь и словишь пулю, как родную.
— Насчет этого да, — согласился Смирнов, — охранение тут организовано хорошо.
— Так хорошо, что свободно можно уйти в поселок.
— Так это в поселок. Основная линия охранения закольцовывает район поселка и аэродром. Вот там не пройти.
В отсек ввалился Соболь. По довольному виду прапорщика и по увесистому свертку из плотной бумаги стало ясно — поход явно удался.
— Что, Дима? — спросил у него старший лейтенант Смирнов.
— Во! — удерживая пакет, выставил большой палец Соболь. — Все прошло просто великолепно. Экипаж — ребята свои в доску. Знают, что такое закрытые базы и что с собой надо брать.
Он выложил сверток, развернул его. На столе появились литровая пластиковая бутылка с кристально чистой жидкостью, еще один сверток, целлофановый пакет с малосольными грибами.
— Ух ты, — не удержался Курко, — грибочки!
— Грибочки еще что, ты смотри, что тут, — усмехнулся Соболь, разворачивая второй пакет. Там был солидный кусок сала.
— Сало?! — глотая слюну, проговорил Курко. — Это же бальзам на наши со Смирновым хохляцкие души. И сало-то, видать, с Украины. Шкурка тонкая, домашнее. Ну, Диман, удружил так удружил.
— Спирт? — покосился на бутылку Смирнов.
— Спирт, — ответил Соболь.
— Технический?
— Самый что ни на есть медицинский.
— А ну дыхни!
— Чего?
— Дыхни, говорю!
Соболь подчинился и дыхнул:
— Пил?
— Не пил, а попробовал. Надо же было проверить, что беру.
— И как? — поинтересовался Курко.
— Отлично. Накатил чистогана, прошла как водка, а в голову сразу ударило. Отменный спирт, такого даже у начмеда наверняка нет.
— Ладно. Но раз ты грибочки принес, сало, то без картошки не обойтись, — сказал Смирнов.
— Ты на что намекаешь, Боря?
— Я, Дима, не намекаю, я говорю: под раковиной рюкзак, там картошка, берешь клубни, нож, кастрюлю и над умывальником чистишь. Потом на сковороде топишь сало и жаришь картошку. Но смотри, резать тонкими ломтиками и жарить, чтобы хрустящая была.
— Ты мне целую инструкцию выдал, будто я не знаю, как жарить картошку.
— Привычка, Дима.
— Хреновая привычка, Борь.
— Да хорош вам, — встрял Курко. — Давай для начала накатим по первой, под закусь и сало с хлебом пойдет.
— С хлебом? — переспросил Смирнов. — Дима, у нас есть хлеб?
— А чего ты у меня спрашиваешь? Сам не знаешь?
— Значит, нет. Придется все отложить, давай-ка, Дима, к соседям за хлебом.
— С чего это я? У меня дела, сам сходи.
— Да я бы с удовольствием, но не положено, — притворно вздохнул Смирнов.
— Чего бы?
— Все же старший по званию.
— Сейчас нет старших.
— И как вы вместе обитаете? — не выдержав, поднялся Курко. — Сидите, я схожу. В столовой всегда хлеб остается. Пакет есть?
— В прихожей, на тумбе.
Курко взял пакет и вышел на улицу. Вернулся он быстро, почти с полным пакетом нарезанного белого и черного хлеба.
— Куда столько! — воскликнул Смирнов.
— Да там на столе у входа пропасть его. Набрал, сколько влезло. Пригодится. Сухарики посушите. Жизнь, она изменчива.
— Что ты имеешь в виду? — покосился на старшего лейтенанта Соболь.
— Ситуация, при которой сушат сухари.
— Очень умно, — обиженно буркнул Дима.
Наконец все присели. Курко и Смирнов изъявили желание пить чистый спирт, Соболю было без разницы. Он разлил по кружкам и спросил:
— За что пьем?
— Первую, как обычно, за всех, за здоровье, за удачу, за проведенную операцию.
— Что-то много для одного тоста, но ладно, поехали.
Офицеры чокнулись, выпили.
— Реально отличный спирт, и где такой «летуны» раздобыли? — проговорил Курко.
— Об этом не спрашивал, — хмыкнул Соболь.
Вторым заходом помянули журналистов и курдов. Третий тост был за Леню Опарина и всех, кто сложил голову в боях.
— Хорош пока. Соболь, за плиту! У меня аппетит зверский разгулялся, — отставил ополовиненную бутылку Смирнов.
Курко с полным ртом показал, у него, мол, тоже, хотя поглощал сало кусками.
Прапорщик встал у плиты, и скоро по всему отсеку пошел непередаваемый запах.
Горячее съели в один момент.
— Молодчик, умница, — похвалил Смирнов Соболя.
— Да тут и ума особого не требуется.
— Давай по четвертой!
— Давай.
Не успел Соболь взяться за бутылку, как в проеме столовой секции образовалась фигура командира отряда.
— Отдыхаете, значит?
— Так мы, товарищ полковник, — икнул Смирнов, — это, журналистов решили помянуть, курдов. Чтобы все по-человечески. И своих ребят. Опарина…
— Помянуть? — полковник забрал у Соболя бутылку, попробовал на вкус и поморщился. — А не много ли для поминок литра спирта?
— Что для трех здоровых мужиков литр спирта? — мотнул головой Соболь.
— Почти по две бутылки водки на человека.
— Вот и я говорю, ерунда.
— А кто инициатор попойки?
— Так какая же это попойка, товарищ полковник? — вступил в разговор Курко. — Чисто помянули, и за здоровье немного.
— Я спросил, кто предложил застолье? — повысил голос Северцов.
— Я, — ответил Смирнов.
— Понятно. Вместе с прапорщиком, да?
— Прапорщик ни при чем.
— А тебе, старлей, разве не известно, что на выходе употребление спиртных напитков строго запрещено?
— Так мы же в «отстое», сами дали сутки отдыха.
— Вот именно, отдыха, а не пьянки. Тебе, Смирнов, — выговор.
— Есть выговор.
— Всем остальным, впрочем, тоже.
— Есть, — в один голос ответили Курко и Соболь.
— Вопрос второй. Где взяли спирт?
