– Нас с Сергеем Ивановичем пригласил сегодня к вам один очень любезный молодой человек, – поправляя прическу у зеркала, сказала Евдокия Николаевна. – Он следователь, кажется?
– Евочка, он старший оперуполномоченный! И не флиртуй с ним, как давеча по телефону. Умоляю тебя. Я же ревную!
Подруги чувствовали, что потихоньку сходят с ума. Пантелеймонов пригласил Евдокию Николаевну к ним в гости. И она флиртует с ним? А Сергей Иванович ревнует? Куда катится весь этот мир? И что вообще происходит?
– А вот и они! – радостно воскликнула Евдокия Николаевна, когда в дверь раздался новый звонок.
Это в самом деле были Пантелеймонов и Магомет Али. Они приветливо поздоровались со стариками. Подругам же досталось лишь по вежливому кивку. И холодному поцелую в щеку. Это было ужасно!
– Слушайте, господа хорошие, может быть, уже хватит валять дурака? – не выдержала и сорвалась Кира.
В ответ мужчины лишь вежливо удивились и заявили, что не понимают, о чем речь.
И прошли в комнату, где уже был сервирован стол. К счастью, девушки успели добавить тарелки, поставить бокалы и положить дополнительные приборы.
– Что ты делаешь? – прошипела Леся. – Ведь договорились же, до ужина с ними ни о чем не говорить!
– Прости, прости! Но у меня просто внутри все от бешенства закипает! В чем мы виноваты, чтобы нас так наказывать?
– Нас будут кормить? – раздался голос Евдокии Николаевны.
– Хозяйки, пора к столу!
За ужином, который прошел в оживленной беседе, Магомет Али и Пантелеймонов немного оттаяли. Оценив закуски, они все же охотнее разговаривали со старичками. Но, отведав горячего, стали поглядывать и в сторону подруг. А Пантелеймонов даже отпустил какую-то шуточку по поводу нашедшегося Фантика. Видя, что лед тронулся, подруги обменялись торжествующими взглядами. Все-таки один из путей к сердцу мужчины точно проходит не через постель.
– Скушай еще кусочек, – пропела Леся, шмякая на тарелку Магомета Али внушительный пласт мяса.
Кира тоже время даром не теряла. И тарелка Пантелеймонова постоянно пополнялась. Одним словом, к концу ужина мужчины пришли в самое благодушное расположение духа. И поведение подруг уже не казалось им таким ужасным. Они даже пытались шутить по поводу пережитого ими на кладбище страха, когда они искали среди склепов и могил девушек и не находили их.
– Скажи, а что, Ольгу теперь будут судить? – расхрабрившись, спросила Кира у Пантелеймонова.
– Обязательно.
– И есть доказательства ее вины?
– Найдутся.
– Вряд ли Ольга согласится повторить для официального следствия то, что она рассказала нам о своих преступлениях, – вздохнула Леся.
– Она бы и с нами не стала откровенничать, если бы не была так уверена, что мы полностью в ее руках!
Евдокия Николаевна, слушая молодых людей, лишь качала головой.
– Мне стыдно, – призналась она, – если бы вы знали, как мне стыдно, что эта девушка тоже происходит из нашего рода.
Сергей Иванович ничего не сказал, но в его глазах стояли слезы. Видно, старику было и жаль свою непутевую внучку, и, с другой стороны, он не мог не понимать, что отчасти тоже виноват в том, какой она выросла. Видя смятение стариков, подруги постарались перевести разговор в другое русло. Тоже очень их интересующее.
– А сокровища? Их вы нашли?
– Да, – сказал Пантелеймонов. – Они хранились в банковском сейфе. Он был арендован в одном из частных банков нашего города на имя Оливии.
– Оливии? А это кто же такая?
– Вот те раз! – рассмеялся Пантелеймонов. – Сами ее столько дней искали.
– И нашли!
– Нет, – помотала головой Кира. – Мы нашли Ольгу. При чем тут Оливия?
– Псевдоним вашей знакомой – Оливия, – сказал Магомет Али.
– По паспорту она Ольга, а на подиуме ее знали под именем Оливия. Своему жениху, а как оказалось, брату, она представилась этим же именем. Так он ее и звал.
– Сейчас среди моделей пошла такая мода – брать себе псевдонимы. Подражают эстрадным звездам и проституткам. Присваивают звучные имена и думают, что это прибавит им шарма.
– И что, Ольга сама назвала вам банк, где хранила драгоценности?
– Зачем? – спокойно возразил Пантелеймонов. – Ценность коллекции слишком велика. Она находится в розыске почти пятьдесят лет. Так что, когда возник вопрос, куда Ольга могла перепрятать выкраденные ею у Петеросяна драгоценности, сразу же решили проверить банки и банковские ячейки.
Подруги были поражены. Они-то считали, что тайна банковского вклада – вещь священная и неприступная. А оказывается, дело обстоит несколько иначе. Что же, тем хуже для воров и прочих преступников.
– Но как же Ольге удалось обратно выкрасть у Петеросяна драгоценности своей бабки?
– Вместе с пистолетом, из которого она пыталась вас застрелить, Ольга забрала у убитого ею Петеросяна также ключи от его квартиры. Она бывала у него в гостях, так что проникнуть в дом для нее не составило большого труда.
– И что?
– И потом она обыскала квартиру и забрала все то, что считала своей собственностью.
– Это были не ее драгоценности! – встрепенулась Евдокия Николаевна.
– Никто и не спорит! Но она считает иначе.
– Глупая девчонка! – проворчала Евдокия Николаевна. – Так бы ее и выдрать!
Пантелеймонов помрачнел и сурово покачал головой.
– Боюсь, что ваше желание осуществится лет только через десять-пятнадцать, – сказал он.
– Так много?
– Убийство одного Петеросяна суд, быть может, Ольге бы и простил. Или, во всяком случае, учел бы смягчающие вину обстоятельства. Но убийства Кати Гладковой и супруга Жанны Альбертовны – нет.
– Тут уже никаких смягчающих мотивов придумать невозможно.
Кира снова задумалась.
– Выходит, после того как Ольга убила своего брата, обыскала его квартиру, она вернулась к Кате?
– Да, она была на свадьбе и следила за своим братом. И видела, как Катя выскочила из павильона, а на ее руке поблескивал браслет бабки – графини Ольшан. Сложить два и два для нее не представляло никакого труда.
– Но как же так? – заволновалась Леся. – Мы с Кирой тоже были на этой свадьбе.
– И Ольгу там не видели!
– Не забывайте, кто Ольга по профессии, – снисходительно посмотрел на подруг Пантелеймонов. – Для нее нарисовать себе другое лицо – пара пустяков. Она вращалась в мире, где все темы и разговоры так или иначе сосредоточены на том, как человек выглядит. И как сделать, чтобы он выглядел лучше, а в нашем случае – просто иначе.
