– Я пойду за тобой, хозяин, – прошептала она, – не оставаться же тебе там без прислуги. Но сначала я позабочусь, чтобы твое тело получило достойное погребение. А потом кто-нибудь из твоих сыновей зароет и меня. Я пошью тебе новую одежду, хозяин… – Тию разрыдалась, – тебе будет в чем взойти на огненную колесницу великого Ра.
Когда слезы высохли, рабыня поднялась на ноги, огляделась, и взгляд ее упал на тростниковые занавеси, отгораживающие часть помещения. Тию шагнула вперед, раздвинула занавеси и заглянула внутрь.
У подножия огромного камня сжалась, опутанная веревками, юная девушка, в которой Тию узнала бывшую ученицу повитухи Хекену, а ныне жену храмового писца Юти.
– Как ты тут оказалась? – прошептала Тию. В следующий миг она поняла, что девушка не сможет ответить: рот пленницы был плотно замотан тканью.
Тию подошла ближе. «Вот в чем дело!» – подумала она. Этот человек с мутными глазами похитил девушку, а хозяин наверняка заступился за нее, и поэтому тот убил его так же, как только что убил Кебу.
Тию опустилась на корточки и принялась распутывать связывающие пленницу веревки. Когда в глазах у старой рабыни потемнело, она вдруг с облегчением поняла, что скоро вновь увидит хозяина.
Райгру выпало тяжелое испытание – ждать. Все его существо требовало немедленных и самых решительных действий, в то время как разум твердил, что больше пользы он принесет, не сходя с места. Когда дверь дома Накти вдруг отворилась, йолн был близок к истерике.
Из дома выбралась старая рабыня, которую Райгру случалось видеть и прежде. Оглядевшись по сторонам, старуха засеменила по улице в том направлении, где йолн сейчас прятался.
Райгр вгляделся в нее и не поверил своим глазам. Навстречу ему по узкой кривой улице спешила Лутх. Уставшая, изможденная, в теле старухи, но тем не менее живая и здоровая Лутх.
Райгр бросился из-за угла ей навстречу. Лутх на мгновение замерла, затем тяжело вздохнула, и йолн успел подхватить рельо́ и прижать к груди.
– Райгр, – прошептала Лутх, – великая судьба, Райгр… Тхломна больше нет.
Райгр вздрогнул. Муйтх тоже, хотел было сказать он, но придержал язык. Пусть Лутх сначала вернется домой. Муйтх была ее ближайшей рельо́, и Лутх будет оплакивать ее дома, среди семьи, а не здесь.
– Тебе необходимо сменить тело, – произнес Райгр вслух.
– И как можно быстрее, – отозвалась Лутх. – Ты не представляешь, какой мерзкий привкус у меня во рту.
В другое время оба рассмеялись бы шутке, но сейчас ни один из них даже не улыбнулся. Большинству йолнов удавалось прожить столетия, не теряя никого из близких, и умение мириться с потерями, свойственное людям, было плохо подвластно даже старшим.
– Пойдем, – сказал Райгр, – всем нам нужно будет сегодня же сменить тела и убраться из этого города.
– А Йиргем? – вскинулась Лутх.
– Он жив, – успокоил ее Райгр, – кто-нибудь из нас поспешит за ним в Ахетатен. Пойдем.
Райгр взял Лутх под руку и повел ее через город. Со стороны выглядело так, будто заботливый сын, бережно поддерживая, ведет по улице старую мать.
Глава девятая
Время перевалило уже за полночь, но никто и не думал расходиться. Рассказанное француженкой настолько меняло сложившиеся представления, что Антон усомнился в правомерности их группы называть себя Знающими.
Фактически нам пристало зваться Невежественными, усмехнулся он про себя. Да, но как же граф мог не знать того, что оказалось известно французам? Или знал, но скрыл информацию от группы намеренно? Возможно, так оно и есть, если ненависть к нелюдям настолько сильна в нем, что граф решил на корню пресечь любые сомнения в целесообразности их уничтожения. А возможно, дело в том, что после эмиграции семьи Муравьевых во Францию российское Общество фактически прекратило свою деятельность на полвека. Тогда как французы бережно хранили старую информацию и продолжали собирать новую.
– Судя по лицам, вы все сейчас взволнованы, – граф обвел взглядом группу. – Прошу вас, высказывайтесь, господа. Я предлагаю – по очереди, а я переведу для мадемуазель Вертиньи то, что будет ей непонятно.
– Получается вот какое дело, – откашлявшись, начал Антон. Внезапно он понял: то, что он сейчас скажет, не понравится никому из присутствующих, в том числе ему самому. На мгновение пришла мысль воздержаться, но Самарин ее отмел и продолжил твердо: – Мы имеем дело с иной расой, которая, возможно, древнее, чем человеческая. И, возможно, не менее разумна, а то и более. Мне кажется, я начинаю понимать, что отказ уничтожить расу нелюдей, простите, йолнов, мог быть продиктован не только корыстью, но и соображениями морали. Вполне возможно, что…
– С иной расой, да? – Косарь привстал в кресле. – Более древней и разумной? Может быть, еще скажешь – с высшей расой? Так вот, плевать я на нее хотел, ясно? Класть я хотел на нее. Мы про эти расы наслышаны, были уже такие, высшие. Арийская, например, слыхали про такую? Я эту древнюю расу своими руками давить буду, гадов этих высших, разумных. Я внятно излагаю?
– Подождите, Косарь, – сказал граф с досадой. – Будет ваша очередь, и вы сможете высказаться. А пока дадим Антону закончить.
– Да я уже почти закончил, – Антон устало махнул рукой. – И я вовсе не агитирую за нелюдей. Просто обобщил то, что понял сегодня. Мы имеем дело не со злобными палачами, как я считал до сегодняшнего дня. А с существами, борющимися за жизнь и заслуживающими по меньшей мере уважения, несмотря на то что мы с ними смертельные враги. Вот и все.
– Хорошо, – кивнул Муравьев. – Вы поняли, мадемуазель, или перевести то, что сказал коллега?
– Я понимать, – ответила девушка. – И я сказать: Антон есть прав. Я тоже думать, как он.
– Ну что ж, прекрасно, – лицо графа осталось бесстрастным, голос спокойным. – Пойдем дальше. Сильвестрыч.
– Давайте оставим мораль и прочие благолепия в покое, – Енакиев встал со своего места и навис над столом, упершись в него костяшками пальцев. – Я вижу ситуацию так: нелюди… Я буду называть их так, как привык. Так вот, этот гаденыш – французский монстр – думал, что остался один. Так я понял вас, мадемуазель?
Натали кивнула.
– Хорошо, – продолжил Енакиев. – Он считал, что его сородичи вымерли. И то же самое думала та тварь, которая здесь у нас. Она и продолжает так думать. Но теперь французский гад завладел документами, из них он наверняка поймет, что у него есть живой сородич, так? Причем сородич женского пола, и, возможно, они знают друг друга, хотя это, наверное, и не важно. Тогда совершенно естественно, что он появится здесь у нас и будет пытаться ее найти. А раз так, то для него единственная дорожка, ведущая к ней, – мы. Выводы отсюда, как по мне, очевидные – он попытается расколоть одного из нас. Не убить, а именно расколоть, выкачать информацию, как сделал это во Франции с коллегой Ажаном. Ну а потом, вероятно, завладеть и оболочкой, хотя это и не факт.
