– Иногда я не понимаю, – тихо сказала Гйол, глядя на пламя костра, – зачем природа дала людям разум. Ведь было бы гораздо легче, останься они неразумными. Тогда мы могли бы брать их тела, как они сами берут для еды тела животных. Они никогда бы не изменились, никогда бы не научились писать, не стали бы преследовать нас… Хранитель Гойтре говорил, что природа ничего не делает понапрасну. Но тогда зачем она наградила людей разумом?
Йиргем улыбнулся.
– Ты говоришь так, словно точно знаешь, что природа создала людей только для наших нужд. Так же, как люди уверены, что их бог создал животных лишь для того, чтобы люди ими питались.
Покраснев, Гйол опустила голову.
– Кроме того, – продолжил Йиргем, – не имей люди разума, мы, возможно, не смогли бы пользоваться их телами. Мне приходилось бывать далеко на востоке, а также на юге, где живут люди с темной кожей. Там в густых лесах водятся странные звери, очень похожие на людей. У них тоже две руки и две ноги, хотя пальцы на ногах больше приспособлены для лазанья по деревьям, чем для ходьбы по земле. Таких зверей называют обезьянами. Как я сказал, они очень похожи на людей, но не обладают их разумом. Однако взять тело обезьяны, как мы берем тела людей, невозможно. В старину хранители, изучавшие тайны жизни, пришли к выводу, что главное в человеческом теле – это мозг. Именно он позволяет нам захватить тело и управлять им. Должно быть, мозг разумного существа слишком отличается от мозга животного.
Йиргем замолчал, но заговорил вновь, прежде чем Гйол собралась задать новый вопрос.
– Пора спать, – сказал он, – уже поздно, а завтра нам предстоит неблизкий путь. Я хотел бы отойти как можно дальше от человеческих дорог.
Следующим вечером Йиргем смастерил лук и стрелы.
– Этот лук, конечно, мало на что годится, – усмехнулся йолн, – но все же лучше, чем ничего.
– Мало на что годится? Но почему?
– Хороший лук смастерить не так просто, да и дерево нужно подходящее. К тому же мне давненько не приходилось делать луков.
– Давненько? Значит, когда-то все-таки приходилось?
– Конечно, – улыбнулся Йиргем, – чем мне только не приходилось заниматься. И луки делать, и горшки лепить, и даже, представь себе, лечить людей… Кое-какие ремесла, впрочем, пришлись мне по вкусу, например, мне когда-то нравилось изготавливать стеклянную посуду. Это, надо сказать, тяжелое и вредное ремесло, и приходилось менять тела чаще, чем мне того хотелось бы.
– А были такие занятия, которые тебе не понравились? – спросила Гйол.
– А как же. Например, травить крыс. Отвратительная работа!
– Так зачем ты за нее взялся? Неужели нельзя было найти что-то более приятное? – удивилась Гйол.
– Тогда у меня не было выбора, – с грустью ответил Йиргем…
Пйерна Йиргем повстречал на дороге, ведущей в Бремен. Издалека казалось, что по ней, ссутулившись и еле передвигая ноги, бредет обыкновенный человеческий мальчик, подпасок или подмастерье.
В Бремене Йиргем пробыл недолго, погостив несколько дней в единственном доме, где жили йолны, и отправился дальше странствовать, как это делали многие его сородичи, не имеющие семьи. Семьи у Йиргема не было уже восемь веков, с тех пор как погибла Лутх. Множество раз он мог создать новую и всякий раз воздерживался – примириться с потерей Лутх он так и не сумел.
То, что перед ним не человеческий мальчик, а йольо́, Йиргем понял, когда между ними осталось двадцать шагов – расстояние, на котором йолны способны распознать сородича. Мгновением позже мальчик также понял, что перед ним йолн, и бросился к нему. Йиргем быстро оглянулся: по дороге в их направлении двигались несколько всадников. Он вскинул руку ладонью вперед. Мальчик понял знак и мгновенно остановился. Он глядел на Йиргема, и в глазах его тот увидел слезы.
– Меня зовут Йиргем, – скороговоркой сказал йолн, как того требовал обычай. – Не спеши, мы не должны привлекать внимания. Давай сойдем с дороги в лес.
– Я Пйерн, – ответил мальчик. – Какое счастье, что я встретил тебя, Йиргем.
Они углубились в лес, и Йиргем принялся разжигать костер, а Пйерн, усевшись на поваленную сосну, – рассказывать. Он шел в Бремен из Гаммельна уже много дней, сколько – сам точно не знал. Ему было тринадцать лет, и он еще не умел менять тела. За время пути Пйерн отощал от голода, сбил ноги и думал, что ни за что не дойдет. Последний раз он ел позавчера, после того как стянул у заснувшего пастуха остаток ячменной лепешки.
Йиргем быстро развязал котомку, и в следующий миг йольо́ набросился на вяленое мясо. Йиргем, склонив голову, молча ждал, пока сородич утолит голод.
– Я шел за помощью, – сбивчиво заговорил Пйерн, насытившись. – В Гаммельне нет больше взрослых йолнов. Остались только йольо́. Они не выживут, найи́ Йиргем. Лишь немногие скоро достигнут возраста, когда смогут сменить тела, но остальные… Самые младшие уже умерли, другие скоро умрут, если не выберутся оттуда.
– Что произошло в Гаммельне? – спросил Йиргем.
– Там жили три семьи. У каждой было несколько йольо́. В нашей – шесть. Сколько в других – я не знаю точно, семьи жили порознь и избегали встреч, чтобы не вызвать подозрений. Люди выследили нас, найи́. Я не знаю, как им это удалось. У нас было принято, что, когда йолны меняли тела, йольо́, оставшиеся, как казалось людям, сиротами, поступали в услужение к богатым горожанам. И йолны поддерживали их, пока тем не удавалось вновь соединиться с прежней семьей. Мне говорили, что так было всегда. А потом йолнов не стало. Их схватили в одночасье, всех. Одних закололи на месте, других казнили после того, как пытали в тюрьме. Тальо́ Грейгел, давший мне жизнь, и его о́лни Аймин погибли на моих глазах.
Пйерн замолчал и опустил голову, слезы уже давно текли по его щекам и теперь, окончив рассказ, он продолжал плакать беззвучно.
– Сколько йольо́ осталось в городе? – тихо спросил Йиргем после длительной паузы.
– Я не знаю, найи́ Йиргем. Некоторые погибли вместе с взрослыми йолнами, некоторые умерли позже. Я думаю, не больше пятнадцати. Еще две йолны сумели спастись, но в спешке взяли тела человеческих детей. У них не оставалось другого выхода, и теперь они снова йольо́. Одной девочке пять лет, другой – семь. Нескоро настанет тот день, когда они опять смогут менять тела.
Йиргем был уже в двух днях ходьбы от Гаммельна и все еще не знал, что будет делать. Пйерна он отправил в Бремен, отдав ему весь запас еды и один из двух своих ножей. Сам Йиргем выдавал себя за наемника, отслужившего срок и возвращающегося на родину. Вот только родина его была далеко от тех мест, по которым он сейчас шел.
Свист рассекающей воздух арбалетной стрелы Йиргем услышал, едва зашло солнце. Мигом позже стрела ударила его под лопатку, пробив легкую кольчугу, которую йолн носил под платьем. Не будь кольчуги, стрела убила бы Йиргема, а так лишь бросила его на землю.
