Не успела дверь захлопнуться, как Пьетро стремительно нырнул в темноту и, бесшумно ступая, стал красться вдоль домов, догоняя удаляющегося лесничего. Тот явно направлялся к постоялому двору, что отстоял от таверны на квартал, а значит, путь его наверняка должен был пройти по темному, узкому и кривому переулку. Пьетро слился с чернотой ночи и заскользил за будущей жертвой.
Минуту спустя лесничий свернул в переулок. Пьетро выдернул из-за голенища метательный нож и ускорил шаг, затем побежал. Завернув за угол, он увидел спину жертвы в десяти шагах впереди. Широко размахнувшись, Пьетро метнул нож, рванулся за ним вслед и настиг лесничего в тот момент, когда его тело грузно рухнуло оземь. Пьетро, с ходу упав на колени, выхватил боевой клинок и с силой всадил его лежащему в левый бок.
Удар под лопатку и пронзившая тело кинжальная боль швырнули Йиргема на землю. Сознания он не потерял, но за первым ударом последовал второй. Еще более сильная боль захлестнула йолна, и вместе с ней нахлынул страх. Убийца, вскочив с колен, нанес Йиргему удар ногой в лицо, носком сапога перевернул его на живот и сейчас лихорадочно шарил по карманам.
Отчаянным усилием воли Йиргем подавил страх. Раны были смертельными. Как же не хотелось так обидно и глупо умирать, не ради даже семьи или расы, а из-за лютой злобы и постыдной алчности людей. И было вдвойне обидно и больно оттого, что за его смертью наверняка последует гибель Гйол.
Собрав воедино последние остатки сил, йолн рванулся из рук грабителя и, изнемогая от нестерпимой боли, заставил себя перевернуться на спину. Краем глаза он увидел метнувшуюся к его горлу руку с ножом и в последнем, опустошающем тело усилии перехватил ее запястье.
Йиргем не знал, как долго длился дейгре́н. Несколько раз он думал, что умирает, – сознание ускользало, так и не завершив переход. В полузабытьи Йиргем слышал крик, но не мог понять, кричит ли от боли старое тело, не желая его отпускать, или новое, сопротивляясь вторжению.
Когда дейгре́н, наконец, завершился, Йиргем с трудом поднялся и склонился над лежащим на боку покинутым телом лесничего. Рывком выдернул нож, вонзившийся между лопаток по рукоять. Кошель, на который польстился убийца, отлетел в сторону. Йиргем потянулся поднять его, но не успел – переулок внезапно наполнился конским топотом, и стало светло от факелов. Йиргем резко выпрямился – на него во весь опор несся отряд ночной стражи.
– Ага, знакомая рожа, – крикнул начальник стражи, осадив коня в двух шагах от йолна. – Попался, висельник! На этот раз, клянусь всеми святыми, мы тебя вздернем. А ну, ребята, вяжите его!
Йиргем не знал, сколько времени он просидел в каменном мешке принадлежащей графу Гвиди тюрьмы в ожидании суда и казни. Пищу ему бросали через решетку, намертво перекрывающую мешок сверху. Сначала йолн считал дни, потом сбился. Когда, наконец, сверху сбросили веревочную лестницу и велели вылезать, Йиргему казалось, что он промаялся в заточении не менее года. Правдой это, разумеется, быть не могло – так долго кормить убийцу граф Гвиди наверняка бы не стал.
Йолн бежал из тюрьмы в теле имевшего неосторожность остаться с ним наедине брадобрея. Ему пришлось тем же днем сменить еще несколько тел, прежде чем он вырвался из города и добрался до леса. Судя по начинающим желтеть листьям, Йиргем провел в тюрьме не меньше четырех месяцев. На следующий день он вернулся к дому лесничего, в котором жил прежде. Дом был занят новым жильцом, и Йиргем, отбросив осторожность, отправился в Сухой Бук. Он не знал даже, кому принадлежало раньше тело, которое сейчас занимал, и ему это было безразлично. Он шел к Гйол, он должен был найти ее или хотя бы найти ее след, чтобы продолжать поиски.
Вечером Йиргем покинул деревню. В трактире, где йолн назвался флорентийским родственником Антонии, он узнал, что его двоюродная племянница, находясь наедине с охранником, упала, ударилась головой об очаг и умерла на месте. Уберто ди Ареццо исчез из Сухого Буга на следующий же день. Два года спустя Йиргем выследил ди Ареццо в Вероне, среди бела дня ударом меча развалил его пополам и, воспользовавшись суматохой, бежал. Он знал, что Гйол это не воскресит.
Глава тринадцатая
Звонка Натали Антон ждал весь вечер. Сначала он как неприкаянный слонялся по комнатам, едва ли не ежеминутно поглядывая на часы, затем разозлился на себя и попытался хоть чем-то заняться, но все валилось из рук. Попробовал почитать детектив, но, пробежав глазами две-три страницы, поймал себя на том, что потерял нить повествования уже на втором абзаце. Стиснув зубы, стал читать сначала, вслух проговаривая слова, – с тем же результатом. Тогда он захлопнул книгу, включил телевизор и с полчаса таращился в экран, пока не осознал, что понятия не имеет, о чем была передача.
Механически листая страницы или бездумно следя за сменяющими друг друга кадрами, Антон думал о Натали. О серьезных глазах Натали, глядящих на него поверх бокала с белым вином. О том, как она смеялась, когда он от волнения никак не мог попасть ключом в замочную скважину, – смех был веселый, чуть хмельной и совсем необидный. О коже Натали под его ладонями, прохладной, а потом такой теплой…
Антон выключил телевизор и заходил по комнате. «Пир во время чумы», – его преследовала эта навязчивая мысль. Все шло к тому, что через несколько дней предстоит столкнуться с нелюдями, и неизвестно, кто в этом столкновении победит. Вполне возможно, очень скоро его уже не будет в живых. А он взял и позволил себе увлечься. Да какое там увлечься – влюбиться по уши, пора называть вещи своими именами. К тому же для него эта проведенная вместе ночь, как оказалось, значит так много, а что думает об их отношениях Натали – попросту неизвестно. Вполне вероятно, что не придает им большого значения, и то, что Антон называет любовью, для нее лишь приятное времяпрепровождение с не самым худшим партнером, не более.
Внезапно эти аргументы показались неважными и даже неверными. Любой из них может вот-вот погибнуть, но это вовсе не означало, что надо опустить руки и ждать, чем все закончится. А означало как раз, что необходимо действовать. Защитить Натали, отвести от нее прицел, пускай даже похитить ее и умчать отсюда прочь, хоть на край света…
«Что же это я?» – ужаснулся Антон, поймав себя на последней мысли. Ведь знал же, на что иду, когда вступал в группу, а теперь получается, что готов бежать? Любовь не оправдание, и жизнь Натали тоже не оправдание, не говоря о его собственной жизни. Правильно сказал граф – это война. Они все в ней солдаты. Солдаты не дезертируют, они идут до конца.
Самарин посмотрел на часы. Время близилось к девяти: раньше чем через час-полтора Натали вряд ли позвонит. Если Голдин пригласил ее в ресторан, то на два-три часа это мероприятие неминуемо затянется, потом Натали еще понадобится время, чтобы проститься, добраться до гостиницы, привести себя в порядок… Ожидание становилось невыносимым. И когда в прихожей внезапно зазвонил телефон, Антон бросился к нему сломя голову.
Только сорвав уже с аппарата трубку, он кинул взгляд на определитель. Звонила Надя.
