– Проведем эксперимент, – довольно потер руки Илья Зурабович. – Смотри, что тебе из всего этого знакомо. Читай отрывки и переводи.
После часового эксперимента выяснилось, что Кира в свободной мере владеет не только испанским, но и французским, а вот, к примеру, английский знает хуже. Еще она смогла немного перевести с итальянского и португальского, но только потому, сказала, что эти два языка похожи на испанский.
Илья Зурабович, не в силах скрыть эмоций, вскочил с места и заходил по кабинету. Кира следила за его передвижениями как-то отрешенно, думая не о том, что она, оказывается, знает несколько языков, а о его словах, почему он предпочитает ходить, а не сидеть. И еще опять о приснившемся ей ребенке.
Глава 4
Эля
Аня после отдыха выглядела потрясающе. Легкий загар не только стройнил ее, но и подчеркивал морскую синеву глаз и оттенял выгоревшие под южным солнцем до льняного цвета волосы. А веснушки цвета молочного шоколада, проступавшие на спинке носа под загаром, придавали Ане по-девичьи задорный вид, отчего казалось, что ей лишь двадцать с небольшим, а не хорошо за тридцать. Эля, разглядывая одетую не по погоде в легкомысленный сарафан подругу, не сдержала завистливого вздоха. Утром, когда она собиралась на встречу с подругой, зеркало безжалостно показало ей темные круги под глазами, покрасневшие от ночного сидения за компьютером веки, углубившиеся носогубные складки и некрасиво заострившиеся скулы. Эля вынуждена была признать, что сейчас выглядит старше своей подруги, хоть еще и не перешагнула тридцатилетний рубеж. А может, даже и не сейчас, а вообще. И новая стрижка, которую она сделала вчера, и темный цвет, в который перекрасилась, лишь добавили ей, на ее взгляд, возраста.
А Аня, разбалтывая трубочкой в стакане сок и покачивая обутой в босоножку ногой, словно не заметила поникших плеч подруги и не услышала ее завистливо-горестного вздоха, все продолжала взахлеб делиться подробностями своей поездки. Анька всегда была такая – сама насмешка над трудностями. С виду легкомысленная и порхающая по жизни, как бабочка, она тем не менее придерживалась мудрой философии жить сейчас, легко расставаться с багажом прошлого и не впадать в панику от неясных перспектив будущего. Она жила не со вкусом, а вкусно, заражая своим аппетитом к жизни и других. При этом, несмотря на кажущуюся беззаботность, была очень ответственной. Да и как иначе, если ее деятельность была напрямую связана с жизнью: Анна работала акушеркой.
Эля помнила тот день, когда они впервые встретились, во всех подробностях. Ее, напуганную и зареванную, с огромным животом, который разрывала нестерпимая боль, привезли ночью на «Скорой» в ближайший роддом. Эля собиралась рожать в другом, все у нее уже было почти подготовлено, не хватало лишь какой-то бумажки с подписью, чтобы ее приняли в выбранном месте. И за этой справкой она собиралась зайти на днях, ведь до родов еще оставалось минимум три недели. Но той ночью Эля проснулась от располосовавшей ее боли в мокрой постели. Испугавшись, что у нее началось кровотечение, она кое-как смогла подняться и дойти до ванной, по пути разбудив криком Сергея. Второй приступ боли сложил ее пополам в тот момент, когда напуганный не меньше нее муж нетерпеливо затарабанил в двери закрытой ванной. Увидев согнувшуюся жену, Сергей без слов метнулся за телефоном и набрал номер «Скорой».
– Рожаешь ты, матушка! – философски-спокойным тоном объявила испуганной Эле дежурная акушерка, которая возрастом была ненамного старше ее самой. Эля бы предпочла попасть в руки немолодой и опытной, но выбирать уже не приходилось.
– Как… рожаю?! – изумилась она. – Мне же еще три недели!
– Это ты так думаешь. А малыш решил по-другому. Воды у тебя отошли.
Перепуганную, на гране обморока, стонущую, то и дело сгибающуюся пополам Элю заставили переодеться в казенную одежду, серую от многочисленных стирок, с черным клеймом-печатью на торчащем кнопкой-«звонком» пупке. Пакет, в который Сергей дома торопливо побросал кое-какие вещи, с собой взять не разрешили. Как не разрешили и мужу сопровождать ее. Массивная дверь захлопнулась с ужасающе громким звуком, разделив Элю и Сергея Берлинской стеной. И Эля от страха и одиночества разрыдалась в голос.
– Эй! Чего голосишь, будто что ужасное приключилось! – насмешливо воскликнула акушерка. – Малыша напугаешь: решит еще, будто ему не рады, и не станет торопиться. А нам надо, чтобы все прошло быстро и хорошо. Впрочем, в том, что все будет хорошо, я даже не сомневаюсь. Не бойся!
И Эля неожиданно перестала бояться: от этой молодой акушерки с румяными щеками и ярко-синими глазами исходили какие-то особые флюиды спокойствия. Роды прошли благополучно, акушерка Анна, несмотря на молодость, знала свое дело, и когда на свет появился замечательный малыш, Эля забыла о пережитой боли.
– Какой он у тебя тихий! – то ли восхитилась, то ли удивилась Анна, наблюдая, как ребенок жадно сосет грудь новоиспеченной матери. – Другие орут, а этот попищал деликатно – и все. Интеллигент! Как назовешь?
– Тихон, – вдруг вырвалось у Эли, хоть для малыша у них с Сергеем было заготовлено другое имя. Но в тот момент новое имя сошло на нее озарением и подошло малышу как никакое другое.
Анна навестила их с Тихоном перед выпиской. Принесла гостинец и небольшой подарок малышу, будто была не акушеркой, дежурившей в ту ночь, когда Эля рожала, а ее близкой подругой. Общение между двумя молодыми женщинами на том не прекратилось: Анна еще несколько раз приезжала к Эле домой – помогала с новорожденным. Как-то так получилось, что к тому времени Эля перестала общаться с институтскими подругами: все разбежались по своим жизням и созванивались все реже и реже. Поддержки и помощи, казалось, ждать было неоткуда: ее родители жили далеко, в провинциальном городке, а родители Сергея были слишком заняты своей жизнью. Так что визиты Анны стали для Эли спасением: новая приятельница не только помогала ухаживать за малышом, но и не давала впасть в уныние и постродовую депрессию. И так, незаметно, их поначалу деловые отношения переросли в крепкую дружбу. Знала бы тогда Эля, что впускает в свою жизнь не только верную подругу, но и ангела-хранителя!
Сейчас, слушая про Анины приключения в Барселоне, Эля думала о том дне, который стал водоразделом в ее жизни. И хоть любой день из-за того, что ежедневно приходится делать выбор, пусть незаметный, бытовой, может стать тем, который расщепит главную дорогу на несколько ведущих в разные стороны тропинок, тот, когда Эля узнала о своей беременности и получила предложение по работе, подразумевавшее переезд в Испанию, стал для нее действительно знаковым. Может, выбери она тогда карьеру, а не семью, это она бы сейчас сидела в кафе, одетая в летний сарафан, загоревшая, постройневшая, и с огнем в глазах рассказывала о море, вкусных коктейлях и тапас в чирингитос – пляжных кафешках, экскурсиях и непродолжительном романе с местным красавцем брюнетом. Впрочем, если бы она тогда выбрала карьеру, вряд ли могла бы делиться с Анькой своими впечатлениями, потому что просто не познакомилась бы с ней. Но самое главное – Тихона у нее бы тоже не было.
