— Куда же ты их собираешься повесить?
— Сюда.
Рино посмотрел на отца: тот хмуро молчал.
— А сестра-то согласна? — задал он еще один вопрос.
Стефано улыбнулся:
— Разве я стал бы что-то делать без согласия твоей сестры?
Он встал, крепко пожал руку Фернандо и направился к двери. Рино пошел его провожать, но вдруг остановился, охваченный беспокойством. Стефано уже собирался сесть в свою красную машину, когда Рино крикнул ему с порога:
— А марка? Марка будет называться «Черулло»?
Стефано, не оборачиваясь, махнул рукой:
— Черулло ее придумала, пусть и будет «Черулло».
39
В тот же вечер Рино, прежде чем уйти гулять с Паскуале и Антонио, спросил:
— Марче́, ты видел, какую машину купил Стефано?
Марчелло, одуревший от телевизора и тоски, даже не ответил.
Тогда Рино вытащил из кармана расческу, пригладил волосы и сказал весело:
— А ты знаешь, что он купил наши ботинки за сорок пять тысяч лир?
— Видать, у него денег куры не клюют, — буркнул Марчелло.
Мелина захохотала: не то над ним, не то над шуткой из телепередачи.
С того дня Рино взял за правило каждый вечер подкалывать Марчелло, и обстановка накалялась. К тому же, едва Солара, которого Нунция встречала с неизменным радушием, появлялся в доме, Лила говорила, что устала и идет спать. Однажды Марчелло, обращаясь к Нунции, недовольно заметил:
— Ваша дочь, как меня увидит, уходит спать. Что мне прикажете делать?
Видимо, он надеялся, что она его поддержит, а то и посоветует проявить настойчивость. Но Нунция промолчала, и тогда он сварливым голосом спросил:
— Ей что, нравится другой?
— Да нет.
— Я знаю, что она ходит в лавку Стефано.
— А куда же ей, мальчик мой, ходить за продуктами?
Марчелло опустил глаза.
— Ее видели в машине с колбасником.
— Они катались с Ленуччей: Стефано ухаживает за дочерью швейцара.
— Мне кажется, Ленучча — неподходящая компания для вашей дочери. Запретите ей с ней видеться.
Я — неподходящая компания? Лила не должна больше со мной видеться? Когда она рассказала мне об этой идее Марчелло, я окончательно перешла на сторону Стефано и принялась расхваливать его скромность, решительность и спокойный характер. «И он богатый», — привела я последний аргумент. Еще даже не договорив, я подумала, что наше представление о богатстве далеко отошло от детской мечты. Образ сундуков, доверху набитых золотыми монетами, которые наряженные в ливреи слуги тащат в наш замок, — это должно было случиться сразу после того, как мы напечатаем роман наподобие «Маленьких женщин», — с той поры заметно поблек. Пожалуй, мы еще верили, что деньги могут служить цементом, скрепляющим наше существование и не дающим изуродовать близких нам людей, но теперь все затмили конкретные действия, которые следовало предпринимать немедленно. Детская мечта о богатстве теперь сплелась с фантастическими обещаниями, заложенными в несколько эскизов обуви, какой никто никогда раньше не делал, но она же подразумевала недовольство и болезненное возбуждение Рино, желавшего тратить деньги без счета; телевизор, пирожные и кольцо от Марчелло, полагавшего, что любовь можно купить; наконец, славного Стефано, который торговал продуктами, ездил на красном автомобиле с откидным верхом, без колебаний выложил сорок пять тысяч лир, заказал рамки для детских рисунков, вознамерился, кроме сыра проволоне, продавать еще и ботинки и поверил, что сможет открыть в нашем квартале эпоху мира и процветания, — словом, воображаемое богатство отныне требовало конкретного подтверждения фактами, но было напрочь лишено ореола блеска и славы.
«Богатый», — повторила Лила, и мы засмеялись. Потом она добавила: «А еще он милый и добрый». Я согласилась с ней: последними двумя качествами Марчелло точно не обладал, что служило лишним доводом отдать предпочтение Стефано. Эти два простых слова нанесли последний удар по моим детским фантазиям. Замки, сундуки — все это не имело никакого отношения к нам с Лилой. Богатство, которое воплощал Стефано, приобрело образ молодого парня в запачканном рабочем халате — с его фигурой, запахом, приветливым голосом, — парня, которого мы знали всю жизнь, старшего сына дона Акилле.
Во мне шевельнулось сомнение.
— Но ведь он хотел проткнуть тебе язык!
— Мальчишкой… — ответила она, и в ее голосе прозвучали сладкие нотки, каких я никогда от нее не слышала; в этот миг я поняла, что дело зашло намного дальше, чем я подозревала.
Последующие дни внесли еще больше определенности. Я присутствовала при их разговорах со Стефано и видела, как он тает от ее слов. Я смирилась с их сближением, но не хотела оставаться в стороне. Как заядлые заговорщики, мы часами строили планы в надежде, что сумеем изменить окружающий мир, включая людей. В соседний с мастерской дом пришел рабочий и сломал разделявшую их стену. Мастерская стала гораздо просторнее, в ней появились три подмастерья, провинциалы из Мелито, все трое молчуны. В углу продолжали принимать в починку старую обувь, а на остальном пространстве Фернандо разместил скамьи и шкафы с инструментами и расставленными по размерам деревянными колодками. Этот тощий, вечно всем недовольный человек принялся с невероятным для него воодушевлением командовать, объясняя, кто что должен делать.
В тот самый день, когда мастерская заработала по-новому, пришел Стефано. В руках он держал пакет в оберточной бумаге. Все, в том числе Фернандо, вскочили на ноги, как будто к ним явилась инспекция. Стефано развернул пакет: в нем оказалось несколько небольших рисунков одинакового размера в деревянных рамках — помещенных, как ценные реликвии, под стекло. Это были эскизы Лилы. Стефано спросил у Фернандо разрешения развесить их по стенам. Фернандо в ответ буркнул что-то нечленораздельное, и Стефано обратился к Рино и подмастерьям за помощью. Они вбили гвозди и развесили рисунки, после чего Стефано дал им немного денег и велел пойти выпить кофе. Оставшись наедине с сапожником и его сыном, он тихо сказал, что хочет жениться на Лине.
Повисла мучительная тишина. Рино ограничился улыбкой, как будто заранее знал, о чем собирается говорить Стефано. После долгого молчания Фернандо наконец проговорил:
— Стефано, Лина — невеста Марчелло Солары.
— Только она об этом не знает.
— Что ты имеешь в виду?
— Он правду говорит, — вмешался повеселевший Рино. — Это вы с мамой привечаете этого засранца, а Лина терпеть его не может. И никогда не могла.
Фернандо бросил на сына злобный взгляд.
— Мы уже начали работу, — обведя рукой помещение, вежливо сказал колбасник, — так что не будем ссориться. Я прошу вас об одном, дон Ферна́: позвольте дочери самостоятельно принять решение. Если она выберет Марчелло Солару, значит, так тому и быть. Я слишком люблю ее и готов уступить другому, если она будет с ним счастлива. Наши с вами дела от этого не пострадают. Но если она предпочтет меня, то придется вам с этим смириться.
