Книга Украденная субмарина. К-129, страница 37. Автор книги Михаил Вознесенский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Украденная субмарина. К-129»

Cтраница 37

Они уходили в море сразу после праздника. Как в элитном гарнизоне могли отмечать День Советской армии в 1968 г. — в смысле достатка, стола, традиций? Они могли позволить себе застолье в любой из дней. Свежие овощи и фрукты зимой действительно составляли проблему. Но с наступлением весны и до глубокой осени, пару раз в неделю, не считая обычных транспортных судов, в Петропавловск-Камчатский обязательно приходил один из огромных линейных «пассажиров» — «Советский Союз», «Ильич» или «Русь». И зелень, если она уже появилась во Владивостоке, через трос суток уже выгружалась в Петропавловском торговом порту. Дыни с арбузами и виноград, не говоря уже о яблоках, никогда особенным дефицитом на полуострове не были. По крайней мере, в областном центре.

Другое дело, что цены «кусались». Но офицерские семьи вполне могли себе это позволить. Вещи? Военторг являлся исключительно привилегированной торговой организаций. При деньгах были все, кроме особо беспутной офицерской молоди. Сколько получали? Командир лодки 800—1000 рублей. Баснословные деньги в 1968 году. Даже камчатский рыбак не зарабатывал столько за месяц самой уловистой путины. Писк моды — итальянский плащ «болонья» стоил 80 рублей! Командир боевой части получал меньше, но тоже вполне прилично, 600–800 рублей. Льготы, надбавки — «северные», «плавающие». 13-й годовой оклад. Выслуга камчатская — год за два. Плюс год за полтора — подводная. При русских царях дворянская служба в гвардии исчислялась с рождения. При советской власти выслуга офицера-под-водника могла превысить физический возраст — служить Родине начал до рождения!

Подводники быстрее офицеров других родов войск росли в должностях и званиях. Отпуск с оплачиваемым проездом для всех членов семьи в любую точку СССР. По месту службы — шикарная охота и рыбалка. Вулканы, гейзеры, горячие целебные источники. Дикая нетронутая природа. Снежное раздолье детворе зимой. Подводники слыли завидными женихами, обеспечивали семье прочный материальный достаток. Их дети не понимали людей, покупающих в магазинах шоколад и консервы. Папы приносили и то и другое с работы в матросских вещмешках цвета хаки. Паек.

Хорошие школы. Гарнизонный дом офицеров с широкоэкранным кино. Легко разрешимый квартирный вопрос… Все это было, и на всем — печать временности. Офицерские семьи в основном довольствовались казенной мебелью, «украшенной» инвентарными номерами КЭЧ — квартирно-эксплуатационной части. Не особенно обрастали скарбом. Не везли из отпусков чешских и гэдээровских мебельных гарнитуров. Ковры, хрусталь, книги, телевизор — обычный набор советского благополучия присутствовал.

Машины если и покупали, то на материке. Не хранили деньги в кубышке, доверяли сберкнижке. Все готовились зажиточно и всласть прожить другую, лучшую часть жизни — на пенсии, где-нибудь в средней полосе России. «Юга» не котировались. Не потому, что осатанели от морей: сказывались годы подводного авитаминоза и кислородной недостаточности. Южное солнце быстро сводило в могилу моложавых военных пенсионеров.

Срочнослужащий моряк имел денежное довольствие в зависимости от должности и звания — 12–20 рублей в месяц. Самые классные болгарские сигареты тех лет «Стюардесса» и «Трезор» стоили 30 копеек. «Шипка» — 14. Водка «Московская», злодейка с наклейкой — 2 рубля 87 копееек. Только что появилась «Русская» — за 3.12, которая у моряков не могла составить конкуренции «шилу» — бесплатному и сравнительно легко доступному офицерам и мичманам спирту.

С возвращением из похода офицеры потихоньку отдавали бутылки «Каберне», «Ркацители» и «Алжирского» матросам, и те увозили их с собой в профилакторий. Было много тараньки. Она же вобла, стоймя запечатанная в больших жестяных банках. Белые батоны в полиэтиленовой упаковке под инертным газом — мягкие, невесомые… Спустя полчаса после вскрытия пакета они превращались в неразгрызаемый сухарь.

Матросы служили еще четыре года Десятидневный, не считая дороги, отпуск на третьем, как правило, году был обязательным. Шоколадное масло не ели. В матросской столовой целый куб стоял почти нетронутым. Неуставных отношений не знали. «Молчи, салага, поплавай с мое, поныряй!» — было. Но не более того. В семидесятых годах, когда однажды «годок» ударил молодого матроса, с этим ЧП разбирались штаб и политотдел дивизии!

Брали под воду только со средним образованием. Случались матросы с институтским дипломом. Если лодка находилась в море, со дня объявления «дембельского» приказа матросу выплачивали оклад и «морские» как сверхсрочнику. «Годки» стремились встретить окончание службы в походе. Командование, блюдя свою выгоду, поощряло к тому классных специалистов. Длинный рубль многих подвигнул на сверхсрочную.

…А был ли снег в ту ночь? Как же — под весну на Камчатке самые пурги. Да какие! Недаром все наружные двери на полуострове открываются строго вовнутрь. Иначе утром жильцам не откопаться, если за ночь заметет по второй этаж.

— Уходим под снегом, вернемся под солнцем, — таковы, якобы, были последние слова командира Кобзаря. Только кто их слышал? Рудольф Голосов не слышал. Не упоминает, во всяком случае.

«Мне довелось в то время быть начальником штаба 15-й эскадры подводных лодок, в состав которой и входила К-129, — вспоминает вице-адмирал. — В тот день я вручил командиру необходимые боевые документы, отвез его на причал и был единственным провожающим — на боевую службу тогда подводные лодки уходили тихо и без проводов».

Долгие проводы — лишние слезы. С женами и детьми офицеры и сверхсрочники прощались дома. В каюте командира с товарищами, на «посошок», — это было. По стопке «Кубанской». Почему-то в те годы она была самым популярным спиртным напитком на полуострове. Но в ту ночь, похоже, обошлись без горькой настойки.

К-129 снялась из бухты Тарья на боевую службу 25 февраля в 5 часов утра. Довольно часто указывают — ушла 24 февраля. Путаница с датами объясняется просто. Если оперативный дежурный Главного штаба ВМФ передал «добро» на выход 24 февраля — предположим, в 20.00, то на Камчатке это уже 5 часов утра 25 февраля. И еще: какие бы моря ни бороздила субмарина, на боевой службе стрелки корабельных хронометров (по крайней мере, одного) всегда идут синхронно с часами на Спасской башне Кремля.

Приверженность моряков всякого рода приметам на подводников не распространяется. Бывало, в море уходили и в понедельник, и по пятницам 13-го числа. Хотя, говорят, был такой командир в Рыбачьем: в понедельник, если выталкивали в море, он уходил за скалу, на якоре ждать полуночи. Одна минута первого — полный вперед! В общем, только бы от берега отвязаться, а в море уже никто не указ!

— Уходим под снегом, вернемся под солнцем, — такова, якобы, была прощальная фраза командира. Не камчатский человек сочинил эту сентиментальную побасенку. Вернуться Кобзарь должен был 5 мая. Весна, конечно, зелень пробилась… Только снег по этой зелени, случается, еще как метет.

Вице-адмирал Рудольф Голосов еще припомнил, в чем был одет командир Кобзарь. Меховая дубленая куртка-альпак, морские яловые сапоги. Каракулевая ушанка, положенная каперангу, новая (звание прошлым летом получил), а «краб» — старый, обветренный. Золотая канитель шитья почти черная от океанской соли — настоящий флотский шик и талисман. К командирскому облачению нам еще предстоит вернуться.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация