«Вы не верите китайцам! Вы всегда верили только себе! Русский человек для вас — существо высшее, вто время как китайцы продолжают быть недоразвитой нацией глупых и беспечных людей. Вот откуда исходит предложение о совместном владении и использовании этого объекта. Почему бы вам в таком случае не пойти на поводу собственных желаний и не распоряжаться вместе с нами нашей армией, авиацией, нашим флотом, нашей промышленностью, сельским хозяйством, культурой? Либо вы захотите подчинить себе все десять тысяч километров береговой линии Китая, а мы останемся с какими-нибудь партизанскими отрядами? Обзаведясь несколькими атомными бомбами, вы решили, что в состоянии контролировать своего соседа. Вряд ли вам приятно слышать эти мои слова, но мне совершенно ясно, что русский национализм уже тянет свои руки к берегам Китая».
«Совместное владение» ассоциировалось у Мао с неравноправными договорами, навязанными Китаю в начале века западными странами, и раздавшимися в 1950 г. требованиями Сталина особых прав на территории Манчжурии и Синцзяна. У Хрущева, заметил Мао советскому послу, хватило здравого смысла аннулировать навязанные Сталиным соглашения, но прошло совсем немного времени, и он «уже сам начинает действовать, как его предшественник».
Шифровка посла Юдина, признал в своих мемуарах Хрущев, «прозвучала ударом среди ясного неба». Через 10 дней он сопровождении министра обороны Малиновского вылетел в Пекин. Но конструктивного диалога не получилось. Мао категорически отказал даже во временном заходе советских подлодок в порты Китая для отдыха экипажей и пополнения запасов воды и пищи. Желая в восточной манере подчеркнуть несерьезность морской темы, он вел переговоры в открытом бассейне в Чжуннанхае. Хрущеву, который не умел плавать, приходилось сдерживать кипевшее в нем возмущения, чтобы не свалиться в воду с надувного матраса…
«Подарок» для «младшего брата» не имел прецедента: к тому времени у СССР не было ни одной такой субмарины в строю: первые головные корабли серии еще проходили испытания в Белом и Японском морях. Возможно, единственный случай, когда наши отдали союзнику оружие, которым еще не обладали сами. Факт может говорить только об одном: в начале 1959 г. Москва еще надеялась выправить напряженные отношения с Пекином. Похоже, Мао все-таки «дожал» Никиту Сергеевича и заставил его построить для Китая флот подводных ракетоносцев.
Через 8 месяцев после получения указания комплект документации отправили из Москвы в Пекин. Вскоре пришло указание: «Командировать ведущих специалистов для оказания китайским товарищам технической помощи в организации подготовки к постройке и освоении документации». В конце декабря 1959 г. в Пекин начали съезжаться специалисты многих предприятий: ЦКБ-16, КБ «Связьморпроект» ГСПИ-2 «Союзпроектверфь», МНИИ-1 (головное предприятие Минсудпрома СССР в области ЭВМ и систем управления), Центрального НИИ технологии судостроения и других. В советском посольстве их встречал и инструктировал старший советник по судостроению Б.Г. Чи-ликин. Лозунг «Русский с китайцем братья навек!» был хорош для домашнего употребления. На месте уже ощущался некоторый холодок, недавнее обожание советского опыта сменилось снисходительными упреками в недостаточной революционности. «На собрании китайских рабочих в Бохае, — пишет ведущий конструктор проекта 629 В. Жарков, — приняли решение: для ускорения работ забивать сваи не на глубину 15 метров, как было предусмотрено советским проектом, а на девять, а чтобы стены не упали, поручить «этим инженерам из проектного института разработать мероприятия, не увеличивающие трудоемкость строительства»! Таков был энтузиазм рабочих масс, дух и стиль работы в стране Мао в период «Большого скачка».
Китаю были переданы образцы и техническая документация ракеты Р-2. По сути, это была копия немецкой трофейной ракеты ФАУ-2, но уже с отделяющейся головной частью и увеличенной дальностью. Ракета Р-2 летала на 600 км, снаряжалась обычным взрывчатым веществом и никаких стратегических задач не решала. Китайское руководство очень хотело иметь новейшее советское ракетно-ядерное оружие, но им вежливо объяснили: «Чтобы освоить сложнейшую технику, надо пройти путь, который прошли и мы»…
Любопытно: китайцев допускали на многие засекреченные объекты атомной промышленности СССР, познакомили с устройством атомной бомбы образца 1951 г. — это был значительно улучшенный вариант первой бомбы, испытанной в 1949 г. В советских вузах разного профиля из множества студентов стран «народной демократии» только китайцев допускали к прослушиванию «закрытых тем», по которым они защищали дипломы.
Но ни один китайский специалист не был допущен в ракетные КБ и заводы, на испытательные полигоны. Кремль считал: ракетные секреты гораздо выше атомных, и, исходя из этих соображений, строил советско-китайское военное сотрудничество. Поскольку межгосударственным соглашением предусматривалось строительство КНР кораблей пр. 629 с ракетами Р-11ФМ, в передаваемой документации не должно было содержаться никаких упоминаний об Р-13. Китайцы отлично понимали, что им подсунули «севрюжку второй свежести» и одолевали расспросами о новой морской ракете. Посольство настоятельно рекомендовало советским специалистам всячески уклоняться от обсуждения этой темы.
Возникало много проблем, и никто толком не знал, как их решить. Приученные к строжайшей секретности, постоянно работая в закрытых КБ и на сверхсекретных полигонах, в Китае инженеры советских «почтовых ящиков» столкнулись с тем, что на технические совещания приходили все, кому не лень. Естественно, это вызвало шок, а китайцы объяснили: «Мы проверили — тут одни коммунисты»…
По воспоминаниям В. Жаркова, в Шанхае с молодыми китайцами, не имевшими никакого опыта работы с проектной документацией и совершенно не знакомыми с конструкцией подлодки, проводили ознакомительные занятия по каждой специальности. Рабочий день китайских сотрудников, как правило, заканчивался поздно вечером. Особенно большая нагрузка приходилась на китайских переводчиков. Очень часто в связи с попытками заменить или придумать для китайского языка специальные термины возникали серьезные затруднения — например, никак не могли перевести, казалось бы, общепромышленный термин «предел текучести». Было много неувязок и с документацией, ведь готовили ее в «пожарном порядке».
Постройку планировали начать осенью 1960 г. Но при всем порыве «Большого скачка» было ясно, что к сроку китайцы не успеют закончить эллинг. Советская сторона настояла на переносе сборки ракетных лодок на судостроительный завод в Даляне. Начали подготовительные работы: разбили плаз, приступили к сборке постелей для изготовления секций легкого корпуса и гибки шпангоутов прочного корпуса.
Корпус, возведенный на стапеле русского колониального города Дальний, был полностью насыщен механизмами и устройствами, полученными из Комсомольска-на-Амуре. Ради первого китайского ракетоносца пришлось разукомплектовать почти готовую советскую лодку К-139, которая в мае 1960 г. уже была спущена на воду. Достроить ее удалось только через полтора года.
Работы в Даляне шли с не меньшей, чем в Бохае, интенсивностью и энтузиазмом, когда вдруг, без объяснения причин, всех советских специалистов — корабелов, ракетчиков, атомщиков, военных — в начале августа 1960 г. отозвали на Родину… Бурный ракетно-ядерный роман подходил к своему завершению. Советские специалисты уезжали из Китая со стопками благодарностей и медалями «Китайско-советская дружба».
