Рохас старался не настраивать против себя конкурентов. Торговлю героином в штате контролировали, причем весьма профессионально, доминиканцы, поэтому он при возможности делал у них оптовые закупки и не пытался выдавить с рынка, что грозило бы ответными мерами. Доминиканцы, помимо прочего, имели свой интерес в метамфетаминовом бизнесе, но Рохас несколько лет назад организовал встречу, на которой было достигнуто соглашение о разделе сфер влияния. До сих пор обе стороны выполняли соглашение. Кокаиновый рынок считался относительно открытым, и Рохас предпочитал заниматься крэком, которому наркоманы отдавали предпочтение по причине простоты употребления. Легкие деньги зарабатывались и продажей нелегальных фармацевтических средств из Канады: виагра, перкосет, викодин и оксиконтин. В итоге: с коксом и медпрепаратами мог играть любой, героин держали за собой доминиканцы, Рохас удовлетворял спрос на мет и марихуану – и все были довольны.
Ну или почти все. Другое дело банды байкеров. Их Рохас старался не трогать. Если они хотели продавать мет или что-то еще, что ж, на здоровье и vaya con Diós, amigos
[27]. В Мэне байкеры захватили большую долю рынка марихуаны, поэтому Рохас продавал свой продукт – главным образом, канадский каннабис – за пределами штата. Связываться с байкерами было опасно и в конечном итоге убыточно. На его взгляд, люди это были чокнутые, а ссориться с чокнутыми могут только другие чокнутые. Так или иначе байкеры были величиной известной и могли быть включены в общее уравнение ради поддержания равновесия. Равновесие – вещь важная, на этот счет Рауль и Джимми Джуэл, который участвовал в некоторых его предприятиях и чьими связями в транспортной сфере ему случалось пользоваться, придерживались схожей точки зрения. Нарушение баланса грозило кровопролитием и, как следствие, вниманием со стороны полиции.
Впрочем, проблем, требовавших внимания самого Рауля, в последнее время хватало. Была среди них и перспектива столкнуться с силами, влияющими на его бизнес и находящимися вне сферы его контроля. Кровные узы связывали Рауля с небольшим, но амбициозным картелем «Ла Фамилиа», ввязавшимся во все расширяющуюся войну не только с конкурирующими картелями, но и с мексиканским правительством президента Фелипе Кальдерона. А это означало конец так называемому Pax Mafiosa, джентльменскому соглашению между властями и картелями, по которому стороны обязывались воздерживаться от враждебных действий в отношении друг друга.
Рохас не для того стал наркодилером, чтобы восставать против кого-то. Он стал наркодилером, чтобы разбогатеть, и соответствие нынешней роли обеспечивали два фактора: связи с «Ла Фамилиа» через брачные узы и статус натурализованного гражданина США, полученный благодаря покойному отцу-инженеру. Главной проблемой «Ла Фамилиа», по крайней мере в том, что касалось Рохаса, был ее духовный лидер, Назарио Морено Гонсалес, известный, и не без основания, под кличкой Эль-Мас-Локо, Буйнопомешанный. Соглашаясь принять некоторые правила Эль-Мас-Локо, например запрет на продажу наркотиков на его территории, никак не влиявший на его собственные операции, Рохас полагал, что духовным лидерам нечего делать в наркокартелях. Эль-Мас-Локо требовал, чтобы дилеры и киллеры воздерживались от алкоголя, и даже организовал сеть реабилитационных центров, из которых картель активно рекрутировал новых членов, продемонстрировавших желание и возможности соответствовать правилам. Парочку таких новообращенных навязали Рохасу, но ему удалось сплавить их в Британскую Колумбию для налаживания и поддержания контактов с канадскими производителями марихуаны. Уж пусть лучше с ними разбираются канадцы, а если с юными киллерами случится по дороге какая-то неприятность, что ж, вопросы можно снять за парой пива. Рохас любил пиво.
Склонность Эль-Мас-Локо к тому, что Рохас считал не иначе как дурновкусием, проявлялась в потакании театральным выходкам: в 2006 году один из членов «Ла Фамилиа» заявился в ночной клуб в Уруапане и подбросил на танцпол пять отрубленных голов. Рохас такие жесты не одобрял. За годы жизни в Штатах он понял, что чем меньше привлекать внимания, тем легче делать бизнес. Более того, в своих кузенах на юге он видел варваров, разучившихся вести себя, как принято у нормальных людей, если, конечно, они вообще что-то знали об общепринятых правилах поведения. Визитов в Мексику он старался по возможности избегать и делал исключение лишь в самых неотложных случаях, поручая такие дела доверенным подручным. Сами los narcos в больших шляпах и сапогах из кожи страусов, с их пристрастием отрубать головы и пытать выглядели абсурдно и даже комично, как пережитки минувших времен. Напрягала и необходимость, возникшая в силу его связей среди перевозчиков, содействовать переброске через границу оружия, приобретавшегося на оружейных складах Аризоны и Техаса. Он опасался, что рано или поздно станет мишенью как для конкурентов из «Ла Фамилиа», так и для Управления по борьбе с наркотиками. Обе перспективы радости не вызывали.
Проблемы Рохаса усугублялись глобальной финансовой рецессией. Он отложил значительную сумму наличными, одна часть которой причиталась ему по праву положения и роли в операциях «Ла Фамилиа», а другая – нет. С самого начала деловой карьеры Рохас вкладывал средства в банки-пустышки на Монтсеррате, имеющие дурную репутацию и возможность отмывать деньги. Его банкиры вели операции из бара в Плимуте, а когда ФБР усилило давление на власти Монтсеррата, перебрались на Антигуа. Дела шли, как обычно, под управлением двух Бердов, отца и сына, пока не вмешалось американское правительство. К несчастью для себя, Рохас слишком поздно открыл обратную сторону взаимодействия с банками-мошенниками: они склонны к мошенничеству, причем страдают в первую очередь их клиенты. Главный банкир Рохаса в настоящий момент томился в тюрьме строгого режима, а инвестиции, на протяжении двух десятилетий аккуратно отправлявшиеся в офшор, потеряли до семидесяти пяти процентов стоимости. И Рохас хотел выйти как можно скорее, до того, как его убьют или отправят за решетку, что было равнозначно смерти, поскольку в тюрьме продолжительность его жизни исчислялась бы часами. Если бы Рохаса не достали конкуренты, рот ему закрыли бы свои же.
Он хотел сбежать, но прежде провернуть крупное дельце. И вот теперь, похоже, такую возможность мог предоставить Джимми Джуэл. Со старым контрабандистом он разговаривал уже дважды, причем в первый раз просто сообщил о том, что найдено в фуре. Второй разговор состоялся уже после того, как Рохас отослал Джимми фотографии. Они оба не доверяли электронной почте, зная, на что способны федералы, когда дело доходит до наблюдения. Проблему решили просто: открыли почтовый аккаунт, пароль к которому знали только сами. Письма не отсылались, а сохранялись как черновики, и прочитать их, не привлекая внимания федеральных соглядатаев, могли только двое. Ознакомившись с фотографиями, Джимми посоветовал соблюдать осторожность до того, как станет ясно, с чем они имеют дело. Он пообещал навести справки. Рохасу надлежало позаботиться о сохранности груза.
Обещание Джимми сдержал. Контакты у него были повсюду, и уже в скором времени эксперты идентифицировали предметы как древние цилиндрические печати из Месопотамии. Рохас никогда ранее не интересовался такими подробностями и теперь как зачарованный слушал рассказ Джимми о доставшихся ему печатях, датируемых 2500 годом до новой эры, или раннединастическим периодом Шумера. Печатями заверяли документы, ими подтверждали право собственности, они использовались как амулеты удачи, исцеления и власти. Рохасу это нравилось. Джимми сказал, что головки печатей, похоже, золотые, а использованные для инкрустации камни – изумруды, рубины и бриллианты, но в этом вопросе Рохас мог разобраться и сам, он прекрасно знал, как выглядят драгоценные камни и золото.
