— Эй, Серёга! — услышал Беляев голос. К нему шёл взъерошенный, с нахлобученной по уши пилоткой Слёзкин, наводчик ручного пулемёта. — Закурить найдётся?
Сергей молча достал кисет, захватил из него щепоть махорки, насыпал на подставленную бумажку.
Сетуя на старшину, что тот долго не доставляет еду, они выкурили цигарки, поговорили о пустяках, недобрым словом вспомнили фрицев, которые сегодня непременно атакуют их.
— Уж очень долго вчера облётывала нас «рама», — высказался Слёзкин.
«Рамой» солдаты называли двухфюзеляжный немецкий самолёт-разведчик.
— Ладно, пойду к себе, — решил Слёзкин.
Огневая позиция его пулемёта располагалась среди камней, в десятке шагов от окопа Беляева. А вскоре послышался гул. Вдали появился самолёт. Опять «рама»! Самолёт летел, едва не задевая каменные громады гор. Он деловито облётывал перевал, пренебрегая открывшейся по нему стрельбой.
А часа через полтора показались гитлеровцы.
Вначале Сергей никак не мог понять, почему впереди вспыхнула стрельба, потом увидел красноармейцев батальона. Они находились впереди, в охранении. Перебегая от укрытия к укрытию, отстреливаясь, они приближались к боевой цепи, залёгшей у перевала.
А где же фрицы? Но, всмотревшись, Сергей увидел и их. Они были и на дороге, и у озёр, и налево, на склоне подступающей к перевалу высоты.
— Рота-а! — послышалась команда. — К бою!
Приблизившись, егеря залегли, открыли стрельбу из автоматов, басовито застрекотал пулемёт.
Снизу послышались далёкие хлопки, а вслед затем вблизи цепи и за ней стали взрываться мины. Откуда-то громыхнуло орудие. Со скал ударили невидимые пулемёты. Над головой защёлкали пули, засвистели осколки рвущихся мин.
Совсем близко от позиции роты появились немцы. Сергей отчётливо увидел неподалёку от себя серую куртку, кепи с пером и самого гитлеровца.
— Рота-а! Огонь! Огонь! — звучала команда.
Беляев, как и остальные красноармейцы роты, стрелял и стрелял в эти серые фигуры, которые залегли, а потом начали отходить.
Стрельба стала утихать. На крутом склоне, подступающем к самому перевалу, показалась отара овец. Невидимыми тропками животные медленно приближались.
— Там немцы! Обходят! — закричал кто-то истошным голосом.
Сергей всмотрелся и заметил среди овец не чабанов с рогатыми герлыгами, а всё те же серые фигуры.
Вблизи того места, где находился Слёзкин с пулемётом, взорвалась мина. Крякнула — и пулемёт смолк.
— Пулемётчик! Пулемёт! Огонь! — послышалось разом из цепи, но пулемёт молчал.
Чувствуя неладное, Сергей бросился туда. Слёзкин и его помощник лежали, посеченные осколками.
Не раздумывая, Сергей упал к пулемёту, передёрнул затвор, нажал на спуск и пустил в сторону отары со скрывающимися немцами длинную очередь.
Битва продолжалась весь день. На боевом рубеже становилось всё меньше защитников. Недвижимо лежали сражённые, тяжелораненые взывали о помощи. Те, кто мог, через силу отошли за гребень перевала. Там была дорога в медпункт.
Забыв об опасности, часто меняя позицию, Сергей продолжал вести бой. Давно уже кончились патроны для пулемёта, и у него осталась лишь трёхлинейка и к ней в подсумках патроны.
А потом опять был миномётный налёт, близкий всплеск огня, и Сергей потерял сознание.
Первое, что он услышал, были тяжёлые шаги, чужая речь. Открыв глаза, он увидел над собой людей в незнакомой форме.
— Подняться! — скомандовал один из них, и Сергей начал с трудом подниматься, испытывая боль во всём теле.
Он стоял, едва держась на ногах, и не испытывал страха перед вооружёнными людьми.
— Пойдём!
И он пошёл с ними.
Поняв, что, несмотря на контузию, Сергей ещё может идти, они взвалили ему на спину походную рацию — металлический ящик с наплечными ремнями. Приказали следовать впереди.
Путь лежал через ледник. Глянцевито-холодно блестела его поверхность.
Радиостанция была тяжёлой, она стесняла движения. О том, чтобы освободиться от неё, нечего было и думать. «А что, если?..», — пронеслось в сознании. Возникшая мысль была навязчивой, даже прибавила сил.
Сергей понимал, что его ожидает позорный плен, с трудными испытаниями, голодом, болезнью. «Да лучше смерть, чем плен», — заключил он, принимая неожиданное решение.
Не раздумывая, он упал боком на лёд, и тотчас неведомая сила подхватила и понесла его по гладкой и скользкой поверхности. Его бросало, крутило. «Только бы не разбиться... Только бы!..» — мелькало в голове.
И вдруг сильный толчок... Удары в спину, в голову, в ноги... И стало необычайно тихо.
Сергей открыл глаза. Взгляд упёрся в лёд, в лицо пахнуло холодом. Сам он оказался зажатым, словно и тисках. В тёмных изломах, оплывшая ледяная стена уходила вверх и там скрывалась из глаз. Трещина! Стиснутый, Сергей беспомощно висел. «Всё. Конец!..» — решил он.
Попытка выбраться была безуспешной: мешала висевшая за спиной рация. Теряя всякую надежду выкарабкаться из ледяной могилы, Сергей закрыл глаза.
Сверху упал кручёный альпинистский шнур. Он судорожно ухватился за него. Пленного с трудом подняли из трещины, а когда он ступил на лёд, удар кулака свалил его с ног.
— Русиш звинья!
Немцы бросились к радиостанции, долго осматривали её, крутили ручки, проверяя исправность. Сергей знал, что, если она окажется разбитой, егеря наверняка сбросят и его, и рацию в расщелину, откуда их только что извлекли.
Рация уцелела, и её снова взвалили на плечи пленного.
Чрезвычайные меры
— Кто у вас в Генштабе ведает кавказским направлением? — спросил Сталин в конце телефонного разговора с начальником Оперативного управления Генштаба.
— Полковник Штеменко, — ответил генерал-лейтенант Бодин.
— Он должен быть у меня.
Была глубокая ночь, но в Генштабе горели огни, когда полковнику Штеменко приказали:
— Взять рабочие карты и в Кремль! Быть в готовности доложить Верховному кавказскую обстановку.
Работая круглые сутки в особняке на Кировской улице, офицеры Оперативного управления жили положением на Кавказе, ежечасно следили за всеми изменениями в нем.
Уложив в портфель карты и справочные документы, полковник поспешил на выход. Через четверть часа он был уже в Кремле. Его провели в кабинет Сталина.
За большим столом сидели Молотов, Маленков, Берия. Сталин, не выпуская из руки трубку, ходил по кабинету.
Тут же были и генштабовские начальники. Когда один из них, кончив говорить, сел, Сталин сказал:
— А теперь заслушаем обстановку на Кавказе. Докладывайте, полковник.
