— Доброе утро, мамочка! — приветствовал жену.
— Оно не только доброе, оно прекрасное! — ответила она, заслоняясь от брызнувших в окно солнечных лучей.
Заговорило радио, и знакомый голос диктора сообщил утреннюю сводку Совинформбюро: «Продолжались ожесточённые оборонительные бои советских войск с противником на сталинградском и кавказском направлениях: в районе Калача, Клетской, северо-восточнее Котельниково, а также в районах Армавира, Кропоткина, Краснодара, Майкопа». После небольшого молчания диктор, несколько понизив голос, произнёс: «Советские войска оставили город Краснодар».
— Неужели они сюда придут? — дрогнувшим голосом спросила Татьяна Яковлевна.
— Вряд ли, — ответил Яков Фёдорович не очень уверенно.
Обещанная для поездки полуторка ещё не приехала. Она умчалась в Азау, за радистом с эльбрусской метеостанции.
— Не опоздать бы в банк получать деньги, — сказал бойкий охранник проходившему мимо начальнику комбината капитану Чиркову.
Тот, как всегда, был в военной форме. В петлицах поблескивал воинский прямоугольник — шпала.
— Не опоздаете, — произнёс Чирков уверенно и посмотрел на часы. — Машина сейчас придёт.
И действительно, полуторка вскоре показалась на мосту через Баксан. На ней прибыл Василий Кухтин — второй радист с эльбрусской метеостанции. Он привёз безрадостную весть: немцы уже в Пятигорске.
«Час от часу не легче», — отметил про себя Яков Фёдорович и поспешил с сопровождающими охранниками к полуторке. У каждого из них на ремне был револьвер в кобуре.
Деньги в Нальчике они получили не сразу: простояли в очереди. Зато выдали им больше, чем просили. Набили деньгами три брезентовых мешка, едва защёлкнули металлические запоры на их горловинах. Забросили мешки в кузов. Рядом устроился Яков Фёдорович с охранником, второй сел в кабину.
Возвратились они из Нальчика под вечер. Вахтер на проходной объявил:
— Слыхали новость? Комбинат за горы уходит. А тебе, Фёдорович, передали, чтоб незамедлительно шёл к самому Чиркову.
В кабинете начальника комбината было многолюдно, дверь распахнута. Увидев Якова Фёдоровича, капитан спросил:
— Деньги привёз?
— Привёз, даже в избытке, целых три мешка. В банке сказали, чтобы непременно брал, они вроде бы нам очень будут нужны.
— Правильно сказали. Ведомость на выдачу зарплаты готова? Завтра выдать народу причитающуюся сумму. А остальные деньги заложить в мешки, выставить охрану. Вы, Гришин, лично доставите их за перевал.
«Лично? За перевал? А как же Таня?» — промелькнула тревожная мысль. Но сдержался, ответил:
— Понятно, товарищ капитан.
Он поспешил в свой, с железной дверью и малым оконцем, служебный закуток, где находились в мешках привезённые деньги.
В кабинете начальника остались немногие, на плечи которых легла нелёгкая задача эвакуации людей через перевал. Это были искушённые мастера альпинистского дела: начальник горноспасательной станции Георгий Одноблюдов, опытные инструктора-альпинисты Александр Сидоренко и Алексей Маленков, радист эльбрусской метеостанции Василий Кухтин, школьный учитель из Тырныауза Николай Моренец и 16-летний Гриша Двалишвили, исходивший все тропы на предстоящем маршруте.
Решено было идти в Сванетию через ближний перевал Бечо, высота которого насчитывала почти три с половиной тысячи метров. Расстояние до сванетского селения Бечо в сорок километров должны были преодолеть за трое суток. Всего эвакуируемых было около полутора тысяч человек, из них более двухсот детей.
Татьяна Яковлевна не впала в панику, когда Яков Фёдорович сообщил, что ему придётся идти в горы.
— И я с тобой, — решительно заявила она, словно забыла о болезни. — Вот только в чём мне идти? Нет подходящей обувки.
— Найдём, — уверенно ответил он, и уже в тот же день принёс тупоносые ботинки на толстой подошве.
Жена воспрянула, натянула шерстяные носки, и ботинки оказались ей почти впору.
Они выходили в третьей группе заводчан, когда две уже были на месте. В рюкзак затолкали всё необходимое для надвигающихся холодов. В квартире оставили всё как было. В самый последний момент Татьяна Яковлевна сняла со стены фотографию с видом на Эльбрус, засунула её под клапан рюкзака.
У места сбора группы — сосновой рощи близ селения Тегенекли — все были уже на рассвете. Там находился и начальник комбината. Он удостоил Гришина вниманием:
— По прибытии в районный центр сразу же сдать деньги в банк, на счёт комбината, там знают. К моему приходу туда всё должно быть в ажуре.
— Непременно сделаю, — пообещал Яков Фёдорович.
Прозвучала команда старшего альпиниста Одноблюдова:
— Взять поклажу! За мной ша-агом ма-арш!
Почти три сотни человек размеренным шагом двинулись по тропе, уходящей в горы.
Яков Фёдорович шёл в голове колонны. Перед ним четверо дюжих парней из охраны, сменяя друг друга, несли плотно набитые деньгами мешки. Тут же рядом с мужем, опираясь на альпеншток и приспособив на плече сумку с едой, шла Татьяна Яковлевна. Ей было тяжело, но она бодрилась, стараясь не показать свою немощь.
— Давай сумку! — говорил ей Яков Фёдорович, но она отказывалась:
— С тебя хватит и рюкзака.
Рюкзак весомо горбился у него на спине.
Неподалёку от тропы появились строения альпийского лагеря. С началом войны его закрыли, и ныне он, густо поросший травой, с заколоченными окнами, оборванными проводами и ржавым скрипом висевших на столбах фонарей, представлял унылый вид.
С гор вдруг потянуло холодом, на склонах закурились, словно живые, сизые облака, и пошёл дождь. Вначале несмелый, редкий, он с каждой минутой усиливался, становился мощней, а затем обрушился сплошным потоком.
Яков Фёдорович поспешно извлёк из рюкзака припасённый кусок прорезиненной ткани, набросил его на голову и плечи жены.
— А сам-то как? — спросила она.
— Я обойдусь. Дождь скоро пройдёт.
Яков Фёдорович глубже, по самые уши, натянул фуражку, тут же озабоченно проверил мешки: не пропускает ли брезент влагу.
Подгоняемая ветром туча сползла со склона, в небе обнажилось рваное оконце, в которое ударили слепящие лучи.
Люди шли неторопливо, равномерно, согнувшись под тяжестью нелёгкой ноши за плечами и опираясь на заготовленные палки, столь необходимые в пути.
Дважды по команде шедшего в голове главного альпиниста люди делали большие привалы: отдыхали, перекусывали, переобувались, сушили вымокшие от дождя вещи. И снова поднимались и продолжали шагать, не дожидаясь идущих сзади, в хвосте колонны.
Только в конце дня, не одолев и половины пути, они достигли дощатых домишек с недалёким горным ручьём. Под навесом укрылись сложенные из кирпичей печи. Это был так называемый «Северный приют», где предстояла ночёвка.
