На душе было мерзко. Вот сдалась я ей, а? Как будто у неё жениха увела или взяла взаймы тысячу долларов и до сих пор не отдала. Впрочем, ладно. Вряд ли эта мегера придумает что-то оригинальное, но на всякий случай я решила последовать совету Кати и быть осторожной.
Как только я вошла в наш кабинет, Громов тут же позвонил по телефону и в очередной раз позвал меня к себе.
Солнце потихоньку клонилось к закату и небо было уже ярко-оранжевым. Когда я вошла к Максиму Петровичу, солнечный луч на миг ослепил меня. Громов сидел за столом — теперь его стол уже напоминал стол Светочки — весь завален бумагами, папками, книжками.
— Присядьте, Наталья Владимировна, я вас не слишком задержу.
Я опустилась на стул. Солнце, заглядывая в окно, освещало Громова сбоку, и я вдруг заметила седину в его волосах. Как странно, ведь ему всего тридцать восемь — теперь я это знала точно, полтора часа назад Светочка внесла Громова в нашу базу дней рождений.
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие, — Максим Петрович улыбнулся. — Вы едете в Болонью, Наталья Владимировна.
Я вытаращила глаза. Сколько себя помню, на выставки в Болонью и Франкфурт — две крупнейшие книжные международные выставки — всегда ездили только заведующие редакциями и отдел маркетинга в полном составе. Михаил Юрьевич считал, что нам с ним там нечего делать — мы-то одни, а заведующих много, сами разберутся. В Болонью, правда, ездили только заведующие редакцией детской литературы, так как выставка на этом специализировалась, ещё к ним присоединялся наш главный дизайнер. И тут вдруг — бах! — я еду в Болонью. Только вот зачем?
— А… эээ… — я никак не могла собраться с мыслями, — вы уверены, Максим Петрович? Меня никто никогда не брал в Болонью. Михаил Юрьевич и сам не ездил, отпускали только заведующих, иногда — ведущих редакторов, а…
— Наталья Владимировна, — Громов смотрел на меня и улыбался, — я понимаю, вы удивлены, поэтому я объясню своё решение. Вы работаете здесь уже пять лет, и думаю, Болонья будет полезна для вашего профессионального роста. Кроме того, я вынужден лететь туда по делам, и вы мне будете нужны на нескольких встречах с иностранными издательствами.
— Хорошо, — я кивнула. — А когда выставка? То есть… когда я туда лечу?
— Выставка начнётся 24-го марта, — Громов положил передо мной на стол буклет и приглашение. — Накануне вы должны прилететь в Болонью, чтобы успеть выспаться и отдохнуть. Передайте эти документы Свете, пусть оформляет командировку на нас с вами.
Только выйдя из кабинета, я наконец осознала эту новость и обрадовалась. Я увижу крупнейшую в мире выставку детской литературы! Мне захотелось вернуться в кабинет к Громову и обнять его на радостях. Ведь единственным, от чего я получала удовлетворение после смерти родителей, была работа. А Громов сейчас взял и подарил мне поездку в Болонью — и это означало новые впечатления от того, что я любила больше всего в жизни — от книг.
Домой я вернулась в непонятном настроении. С одной стороны, я уже предвкушала Болонью — книжки, книжки, книжки! — а с другой, эта дурацкая история с Мариной Ивановной меня беспокоила. Чтобы успокоиться, я сразу же начала готовить — процесс резания овощей всегда меня умиротворял. Особенно если представлять, что вот этот конкретный огурец и есть Марина Ивановна Крутова.
Антон пришёл через полчаса после меня. От него слегка пахло пивом и солёной рыбой.
— Ну, как поживают твои друзья? — спросила я, вываливая картошку на сковородку.
— Отлично. Завтра договорились встретиться вечерком. Ты не против, если меня завтра вечером не будет?
— Не против. Главное — пьяный в стельку не приходи, на порог не пущу.
— А если не в стельку, а чуть-чуть? — подмигнул Антон, доставая из пакета четыре бутылки с пивом.
— Это что? — я удивилась.
— Догадайся!
— Это кому… нам?
— Нет, Алисе. Как думаешь, она пиво будет? — Антон по-прежнему лукаво улыбался.
— Антош, я столько не выпью…
— Две бутылки не выпьешь? Да ладно тебе.
— Я серьёзно!
— Хорошо, я тебе помогу.
Следом за пивом Антон достал из пакета воблу, сушеных кальмаров и шпроты.
— А для чего я тогда картошку жарю?..
— От картошки я тоже не откажусь, я чертовски голоден. Да и вечер длинный, успеем всё и съесть, и выпить… Тебе вообще давно пора начинать нормально питаться, а то скоро костями греметь начнёшь.
— Да ну тебя! У меня наконец талия появилась, а ты…
— Она у тебя всегда была! У тебя всегда была талия, ты просто была пухляшкой, но почему-то считала себя бегемотом.
Рассмеявшись, я повернулась к Антону. Он уже сидел за столом и разливал по бокалам пиво.
— Слушай, ну рядом с твоими девушками я и была похожа на бегемота, они же у тебя все… костями гремели.
— Таких проще подцепить. А мне тогда не хотелось заморачиваться, хотелось девушку… и желательно побыстрее. Думаешь, когда человеку очень кушать хочется, он будет в еде привередничать? Что быстрее и проще, то и скушает.
— Антош, но девушки-то всё-таки не еда.
— Ага, ты права. Еда хоть мозг не выносит.
Я сделала вид, что рассердилась.
— Так, я сейчас обижусь! — поставив руки в боки, я гневно уставилась на Антона.
Вместо того чтобы извиняться, этот нахал подмигнул мне!
— Ты никогда не выносила мне мозг, Наташ. Ни разу в жизни! И думаю, вряд ли когда-нибудь вынесешь. У тебя другой характер. Ты не ревнива, очень деликатна и абсолютно не истерична. Одна из моих девушек устроила скандал, когда я отказался есть то, что она приготовила на ужин, потому что мы на работе отмечали день рождения одного сотрудника, и я был сыт. А она так рассердилась, что выбросила всю еду в унитаз.
— Зачем? — я поразилась.
— Как же я люблю это твоё вечное «зачем», пчёлка, — Антон рассмеялся. — Откуда же я знаю, зачем, Наташ? Может, ей хотелось скандала или страсти… Хотя я вроде страстный…
Так, опасная тема.
— Ну что, картошки? Ещё рыба и салат, — сказала я, взяв в руки тарелки.
— Давай!
Давно я так не объедалась, как в тот вечер. А от пива у меня ужасно закружилась голова, так что сразу после окончания трапезы мы с Антоном переместились на его диван и продолжили болтать уже там.
Я рассказывала о кознях Крутовой, о том, что поеду в Болонью, о наших новых проектах в издательстве… Постепенно меня уносило куда-то будто на большом облаке, я поддалась этому чувству — и уснула.
Через несколько часов я резко проснулась от неприятного ощущения, что на меня смотрят.
Это был Антон. Мы по-прежнему находились на его диване, только оба лежали, и он смотрел на меня с напряжением во взгляде.
