Сухой переоделся первым. Робу он не выкинул, а скатав аккуратным валиком, уложил в сумку. Они поступили так же. А потом полезли в свои сумки в поисках важного предмета. Его только что извлёк из своей сумки Сухой. Длинный нож, почти мачете, в ножнах с ремнём. Что с такими ножнами делать Кон, например, не знал. Он просто повторил действия вора — зацепил их на ляжке. Правда, у него не получилось сделать это с первого раза. Ножны соскользнули на голень, закрепить где надо, удалось только раза с четвёртого.
Не говоря ни слова, Сухой двинулся дальше по асфальту. Они следовали за ним. Пока ни у кого не возникало желания отделиться от группы. Пока в их головы ещё не полностью проникла мысль, о том, что перед ними целый мир, где нет законов, полиции, тюрем, где всё зависит только от тебя. Скоро эта мысль просочится в разумы, обожжённые нейронными шокерами, скоро к ним вернётся способность соображать так же ясно, как и прежде…, такая вероятность существовала. Им уже никогда не стать полноценными людьми в смысле эмоций, но возможность соображать обычно возвращалась в течение недели. Конечно, если им удастся прожить так долго.
А пока они подчинялись стадным инстинктам и держались вместе. Немалую роль, в том, что до самого утра они остались вместе, сыграла и привычка подчиняться, почти рефлекс выработанный годами «терапии» нейронных разрядов, за малейшее проявление собственной воли.
Шли несколько часов. Остановились только один раз, когда железные заглушки на затворах, с громким щелчком отскочили от автоматов. Проверили обоймы, повторяя действия Сухого. Не все, и как-то механически, никак не задумываясь над своими действиями, Кон заметил, что трое из них, проверяли оружие не бросая взглядов на вора. Они знали, как с ним обращаться.
Только к закату Кон обнаружил, что смотрит не только себе под ноги, но и по сторонам. Первой реакцией стал лёгкий страх, всё тело внутренне сжалось, ожидая удара шокера. Конечно, ничего не произошло — охранники остались там, на той стороне Дыры. Там же остались шокеры, люди, города, знакомая, привычная жизнь. Он впервые осознал случившееся с ним, прошагав не один километр по пустынной дороге.
Кон приотстал от группы и стал наблюдать за своими спутниками. Так было спокойнее. Слишком привык он к режиму, к ударам шокеров за любой неосторожный шаг или взгляд. Так он смотрел только прямо, смотрел на таких же пожизненных…, как странно видеть их такими. В нормальной одежде. На их плечах висит оружие, за спину заброшены полные сумки, они идут сами, никто не следит, нет охраны, нет роботов, только небо и километры пустой земли…, чувство нереальности, ощущение затянувшегося сна, пришло к нему и не отпускало до следующего утра.
Из всех только Сухой полностью пришёл в себя. Он смотрел по сторонам, шагал уверенно, оружие держал на плече, но не так как все. Кон тоже повесил автомат на плечо, дулом вниз, почти точно скопировав жест у вора. Он даже правую руку положил на ствол, слегка сжал его, не понимая зачем. Но раз Сухой сделал так, значит тут так делать и надо.
Солнце пригревало. В лицо дул тёплый ветерок, иногда принося запахи цветов и шум — он давно такого не слышал и не сразу вспомнил, что он означает. Листва шумела, листва густого леса, коего тоже касался этот ветерок.
В какой-то момент видимый мир поплыл, а по щеке прокатилось что-то горячее. Кон стёр это автоматически и так же отметил, что стёр со щеки слёзу…, неужели, правда?
Господи, неужели свобода, неужели это всё не сон?!
Сухой остановился только на закате. Он свернул с дороги и направился к лесу. Ничего не объясняя, да они и не требовали от него разъяснений. Просто шли, покорно следуя за лидером. И Кон тоже. Им всем ещё требовался кто-то, кто будет вести их, словно бы на поводке. Не будь с ними Сухого, они пошли бы за любым, кто шагнёт вперёд раньше прочих. Они ещё не до конца осознали, куда попали, что с ними случилось. Очень быстро были забыты слова солдат о зомби, о трубах с кислотой, обо всём — бывшие арестанты просто шли.
На ночлег расположились на опушке, прямо на земле. Вытащили спальники и легли. Здесь пожизненные впервые поступили по-своему. Сухой располосовал спальник, превратив его во что-то похожее на плащ. Он выглядел смешно в этом подобии плаща, только никто не засмеялся. Кон посмотрел на него один раз, без эмоций отметил, что вор выглядит теперь забавно и всё. Разум констатировал факт и тем ограничился. Так и должно быть. Иначе можно получить удар шокера, а то и вовсе попасть на процедуру. Здесь они не последовали его примеру. Залезли в спальники, застегнули молнии и закрыли глаза. Почти все уснули через пару минут — привычка и одно из последствий постоянных нейронных ударов. Только Кон долго не мог уснуть. Он всё смотрел на звёзды. Видел их, но не мог понять, не мог поверить. Яркие белые огоньки весело перемигивались в глубокой черноте безбрежного пространства, а он искал в себе ответ. Вопрос был прост, но ответа он не получил. Как ни старался, Кон не мог вспомнить, почему раньше любил смотреть на звёзды, не помнил, какие чувства должны они вызывать. Просто огоньки.
Кон закрыл глаза и почти сразу уснул.
3. Поселенцы
Утро началось как обычно. Да, в Новом оно всегда так начинается — солнце встаёт на горизонте, вот, самым краешком высунется и усё, утро. Начинают орать петухи, коровы мычат, будто их вчера никто не доил, да боров Пашка по свинарнику круги нарезает истошно хрюкая. И не поймёшь отчего оно так в нашем Новом. Как через Дыру прошли, так все они и посвихнулись. Ну, петухи оно понятно — эти ироды всегда на заутреню орут как потерпевшие, национальность у них такая. Коровы те и дома такие были, а что с Пашкой стало, понятию вообще не имею. Нормальный был боров, тихий, ленивый, по свинарнику с ленцой всегда выхаживал, будто петух в курятнике. За раз жрал всегда больше чем все три наши лошади за день. А как Дыру прошли совсем свихнулся. Нет, аппетит у него прежний, даже в весе прибавлять стал, хотя куда ему прибавлять-то? Итак уже с коня вымахал…, характер у Пашки испортился. Может, он по дому затосковал? А что. Вдруг и правда, кто их свиней ентих поймёт.
— Виталька етит тебя налево! — Папенька это. Вот тоже Пашка второй, поспать не дадут. — Зорька давно уже, а ну вставай ленивое отродье!
— Уже встал! Бягу! — Ага, да только не в ту сторону, а подальше с дому да на сеновал. В сене оно тоже спать хорошо. Если привыкший. Так, портки, рубашка, сапоги, теперь в окошко нырьк.
— Виталька! А ну скидай одеяло! Вит…
Блин, уже в комнате, шустрый он сегодня. Никак вчера самогонку-то не стал с мужиками пить…, вот засада! Не хочу я сено косить. Лучше в сене спать, косить его как-то не сподручно.
— Витааааалькааааа!!!!!
Ёпт, шустрее, шустрее…, н-да, говорил я набольшему нашему — нельзя траву внутри забора выжигать! Опасно это. И ведь как в воду глядел! И рубашка и портки и даже всё лицо теперь в грязи. О, никак дождь по ночи прошёл? Поднимайся Виталька, поднимайся, а то ведь шлангой-то достанется…, уф, скользкая какая грязища…
— А ну стой паршивец!
