— …так шо, порешили мы с набольшим так. — Ой блин, задумался, прослушал всё. А старейшина ажно раскраснелся. Видать речь забористую толкал. Жаль прослушал. Он иногда такие речи толкает — заслушаешься! Умеет он. Откуда только непонятно. Мож и правду говорят — истина в вине. Некоторые говорят, что в вине шо из рябины гонют, истина получшее будет. Ну, я того точно не знаю, рановасто мне пока за истиной до космосу подключатьси. Старейшина в энтом деле вот дока, знает чего да как. Лет почитай тридцать к космосу подключалси. — Пусть лучшее буит до нас своё ополченье, нежели меченые всякие, да мужиков с работы отвлекать никто не буит.
— И то что ж терь от Витальки поле моё зависеть будет??? — Аж зубы заныли. Вот жеж старая орёт — её даже кошаки боятся. Бабка Нюра она такая. Орёт если всё, глухота на все ухи сразу…, стоп. Чего это они там про меня-то галдеть начали? И про Петьку тож. Хм, жаль прослушал чего старейшина говорил. Но вроде как ружьё мне всё-таки дадут. Ну, если ещё поле своё, как Степану, мужики дадут, то Любаня точно моя. Я так-то покрепче, да и лицо у меня получше. Да и вообще я получше как-то. Природа так вот сделала, красив я, да умён. Завидный жених, что тут говорить? Моя теперь Любаня. Надо цветов ей надрать где-нить. Шоб значит, шансы свои закрепить. Кстати, полынь вот цветёт, можно её за цветы считать? Вопрос вопросов. Надо бы со старейшиной посоветоваться. Иль с батей, как отыщется. Не видать его чего-то. Эх, натерпелся батя из-за односельчан наших. Стыдят они его почём зря. Никакой я не оболтус и воспитывает меня батя правильно…, ну, шлангой по хребтине оно может и перебор, так ведь и не часто он шлангой-то. Раз в месяц. Да и то через раз. Новый просто полон недалёкими, простыми людьми. Тяжко нам тут с батей. Мы то огого какие, в смысле интеллекту! А Новый, люди тут простые, а мы вот, значит не простые. Умные мы.
— Граждане тварищи! — Руками старейшина машет, хрипит что-то. Голос вот надорвал. Ну, бывает, оно ведь как, ораторское искувство требоват жертв. Вот глотка, там первая жертва и есть. Попритих народ немного. Опять старейшина заговорил. — Покась ничаго шибко сменять-то мы и не буим. Оболтусов наших оружим и глядети буим как ся покажути. Я вверен до тогу, что никакие они не оболтусы, а просто талантливы иначе як мы.
— Брехня. — Набольший вот лучше бы молчал. Мне что-то так понравилось чего старый говорит, а он ирод взял всё и спортил. Что-то я теперь и сам сомневаться начинаю, мож старейшина опять к космосу подключаться начал?
— Вот того и знамо буит! — Злится он, не любит когда с ним не соглашаются. — С энтого мументу, с мужиками нашими Петька, Виталька и Сёмка ходити буут. Ружья до них дадим шо из арсеналу. Сё, тварищи граждане, могёте нонче расходитьси по делам своим, а вы подити до арсеналу.
А чего и не пойти? Иду конечно. Только чегот не верится что он это всё всерьёз говорил.
Ладно уж, верим, вроде как. Арсеналов у нас вообще-то два. Один в Амбаре, один у частоколу стоит. Батя строил, ладно так строил. Немножко оно конечно, криво, но не шибко. В основном нормально. Брёвна хорошие, плотно стоят. Окон нету, дверь тож вся из цельных брёвен. Ага, кивает нам старый. Кто бы сомневался — сам он её ни в жисть не откроет. Ну, ничего, мы с Петькой чай не дохляки городские. Петька вон какой — он даж вместо коня в упряжке пахать может! Я то не могу, у меня здоровья меньше, а Петька тот запросто. Мы, было дело, на спор его запрягали. Бахвалился он, вот и получился спор тот. Почти версту Петька вспахал. Умаялся, аж на ногах не стоял, но вспахал. Борозду одну всего конечно, но так он всё ж и не настоящий конь, что б всё поле вспахать и совсем без передыху. Я вот думаю с возрастом оно же люди крепчают, кряжистее становятся, крепче. Вот Петька поширее в плечах станет, мышцев на нём поболе нарастёт и в хозяйстве экономия у него буит. Ну так, зачем ему конь если он сам пахать может? Не нужен ему конь. Он сам як конь…, ох ты!
— А я и не знал что тут у нас такое есь… — Бормочет Сёмка, а Петька ещё не посмотрел внутрь-то, стоит нос кверху задрал — гордится значит.
— Эм шишнадцать! — Громко говорю, а сам-то смекать начинаю — откуда и зачем нам шишнадцатые эм древние да зарубежные? Государство-то не шибко нам с деньгами помогало. Всё ж считай своё. Колонию всем миром собирали, аж тремя соседними сёлами. Не все конечно, много кто дома остался, а те кто собрался всё ж до новой землицы, да землицы своей, зипунами не шибко богаты были. Ружья, у всех считай, свои, с домов принесёны. Деньги что были все на упряжи, на скотину, да скарб какой-никакой ушли. Зачем старшие наши стали бы раритетное оружие покупать? Не стали бы, не дураки ж, что б в такой дорогущий хлам зипуны последние бросати. За одну ж настоящую шишнадцутую можно две вязанки шокеров, нейронные которые, взять.
— Шишнадцатые не светются. — Важно заявляет Петька. А сам хмурится да глазки бегают — тоже не знает ведь. Оно может и не светются, а может и светются. Дорогущие они, мало кто их живьём — то видел. — Это что-то другое.
— Оболтусы… — Ворчит старейшина, нас вот оттолкнул, в арсенал заходит. Да к слову тож, арсенал…, только пять этих автоматов светящихся, да всякого старья на кило сто пятьдесят. Вон, обрез Епатьевский лежит, помню я его. С Митькой Епатьевым мы с него по воробьям стреляли. Трудно всё-таки дробью в воробья попасть! Да с десятку метров. Шустрые они. — Мы жо разумели, куды едем-то. Вот, совещалиси, апосля подкупили ружьев немножко, да того лучшее что есть.
— А чего не спользовали? — Действительно почти два года мы тут уже. И с зомбями намаялись (а до чего ж они вонючи! Страх и жуть.), и кошаков было дело рогатиной отгоняли, да и собаки кровь нам портили, а тут вон оказывается, прям под носом такое лежит и пылится себе! Нехорошо.
— Не хочют мужики с них стреляти. — Уныло, со злобством каким-то бурчит старейшина. — И вот за каким докупали… — Ой, чего это с ним? Я, да и вообще в деревне, таких вот слов, что он щас сказал, никогда и не слышали. Видать, сильно огорчили его мужики наши. — Гутарять не с руки с железой такой до зверю ходити. Да то брехня сё — пужаются с них они. Светяшиеяси ружья оно ж того, шибко того, не сподручно значитси. А меченым, аль ишшо кому не нашенскому, такое дать не могём мы. Наше оно, мы докупили сё, да на кровны гроши сё. А бандюки покрадут, только покаж до них се ружьи, ишшо до зорьки поупрути сё шо заприметют. А вы молоды, отроки ишшо, да головушкою лихи и просты. Думаю, смогёте управитьси с оружьем таким и пужаться не буите.
— Ха! — И беру себе тот что поближе. Ух! Как в душе то хорошо стало! Светится правда…, а так як жеж хорош! Не ружьё, конечно, ну, автомат оно тоже ничего. Как раз для такого удалого молодца как я! Ну так! Мне ж до Любани всё ж таки надо как-то достучатьси, что бы значит, до неё женитьси.
— Ответственность разумейте. — Хмурится старейшина, глядя как мы легко и с радостью берём в руки эту «пакость». Узнал я теперь ружья эти. Вспомнил — по телевизору их видел. У Самсоновых. У них телевизор только и был на нашей улице, у них новости мы и смотрели. Вот когда первые такие оружия собрали, мы их и видели. Они энергенные. Ну, с энергиями всякими. Пульсами стреляют. Вобщем, свет, а потом бах! И всё. Хорошие. Не помню только показывали аль нет, как их заряжать.
