6. Меченые, нейронный эффект
Из абсолютной темноты, царившей в этом непонятном месте, вынурнуло окровавленное лицо. Перекошенное, жуткое и очень юное лицо. Пареньку всего тринадцать лет — Кон точно знал его возраст, ему уже доводилось видеть это лицо раньше. За этим появились другие лица. Они кружились в безумном хороводе, всюду разбрызгивая кровь, хлещущую из порезов и обрубков шей. Они выли, кричали, плакали…
— Вы сдохли! Я сам убил вас! Вас нет! — Закричал Кон. Только они не ушли, лишь перестали метаться по этому тёмному месту и подплыли поближе к нему. Перекошенные предсмертной агонией лица, замерли совсем рядом. Одно тихо-тихо прохрипело.
— Зачем?
— Я думал она мертва, я думал вы убили её.
— Но она осталась жива, а мы нет…, за что ты так с нами?
— Вы изнасиловали её, вы поганые выродки! Вы заслужили свою смерть!
— Это сделал я, никто больше не успел. — Прохрипело усатое лицо слева. — Но ведь она осталась жива, почему ты лишил возможности жить меня? Ведь она жива и ты живёшь, а я нет. Зачем?
— Уйдите! Я поступил правильно! Пошли прочь выродки!!!
И они ушли. Просто исчезли, а Кон открыл глаза. Над ним тихо шурша листьями, качались ветви деревьев. Он смотрел вверх, не шевелился. В голове пусто. Лицо как маска, мертвый камень…, Кон почему-то не мог вспомнить как она выглядит, та, за которую он отомстил. Их помнил, а её забыл. Почему? На суде прокурор задал ему вопрос, спросил, сожалеет ли он о том, что сделал. Кон ответил честно и до сих пор помнил лица. Даже лицо судебного пристава, весь процесс стоявшего у его клетки, подобно истукану — их перекосило отвращением. Да. И страхом. Если хоть кто-то и сочувствовал ему, ответ на тот вопрос, убил в них даже призрак сочувствия. Он не сожалел о своём поступке. Разумом понимал — поступил неправильно, поступил плохо. Но в душе звучал совсем другой ответ. Не было сожаления, не было раскаяния. Он поступил верно, единственно правильно. Они покусились на его женщину, они посмели ворваться в его дом и он поступил правильно покончив с ними. Ему не о чем сожалеть…, но почему он не помнит её лица? А ведь, он не может вспомнить, не только это. Забыто многое. Дом, друзья, работа, всё видится какими-то вспышками, размытыми пятнами старой палитры. Словно вся та жизнь лишь бредовый сон.
Кон смотрел вверх на листву. Мысли постепенно уходили прочь, разум настроился на команду надзирателя. Тихо, двери камер не открываются, да он вроде бы и не в камере вовсе…
Разум постепенно вспоминал куда попал его хозяин, но выработанный годами рефлекс не сдавался. Кон ждал приказа встать. Пока нет приказа, он должен лежать без движения, иначе попадёт на процедуру. Если надзиратель не соизволит провести подъём, этим займутся роботы. Обычно они приступали через десять минут после неявки тюремного охранника. Значит скоро. Нужно ждать и быть готовым быстро выполнить приказ компьютера. С ним опоздание больше чем на две секунды вызовет нейронный разряд, пропущенный по решёткам, влитым во все стены камеры. Если разряд свалит его с ног, последует ещё два, после чего передышка. Если не встанет во время передышки, последует ещё два разряда, меньшей силы. Если опять не встанет, робот сообщит надзирателям о необходимости процедуры.
Он ждал. Мёртвого голоса системы слышно не было. Надзиратели молчали. Он ждал уже слишком долго, но не мог этого осознать. Разум избавился от всех мыслей, стал пустым. Иногда, разум, объятый яркими мысленными образами, погружённый в эмоциональную бурю, порождал повышенную электрическую активность синапсов мозга. Сенсоры систем умели фиксировать такие всплески. Не всегда, конечно, но если фиксировали, новый разряд не заставлял себя ждать. Кона научили не думать слишком активно. Всех их научили…, разум отметил какое-то шуршание. Слева. Кон не повернул головы — зачем? Там нет ничего. Сигнала на подъём не было, значит вставать нельзя. Сдавленный хрип. Звук рвущейся ткани. Мокрой, рвущейся ткани. Сигнала всё нет. Робот молчит. И нейронного разряда тоже нет. Слева кто-то жадно сглотнул и там всё стихло. Где-то внизу, у самых ног мелькнула тень и сразу новые звуки, теперь справа. Почти такие же.
Выстрел. Ещё один. Матерная ругань Сухого. Сейчас его ударит разрядом — он встал без разрешения. Кон продолжал смотреть вверх.
— Встать суки!!! — Кон не реагировал. Другой арестант не может давать таких команд. Скорее всего его бьёт разрядом и он несёт всё что лежит на поверхности сознания. Он уже слышал такое. Соседа по камере долго било нейронными разрядами, что-то разладилось в автоматических системах и разряды сыпались на него непрерывно, а он кричал. Много чего кричал. Потом затих, но треск разрядов продолжал доноситься из его камеры. Потом его обгоревший, скрюченный труп, вынесли наружу надзиратели… — Подъём падлы!!! — Выстрел, ещё один. Кто-то рычит. Тот парень тоже иногда рычал, до того как затих окончательно. Ругался, выл, рычал…
Большая тень промелькнула над Коном. Он моргнул, но продолжал смотреть вверх. Галлюцинации вернулись? Первый год заключения их было много — побочный эффект процедур. Потом пропали. Странно, что они снова появились.
Разум Кона по-прежнему ни на что не реагировал, мысли всплывали вспышками и тут же пропадали. Но что-то глубоко, где-то в самых дальних закоулках сознания зашевелилось. Сначала перед его взором пронеслись просто картинки, без мыслей, без слов. Вспышки. Он не в камере. Их увезли в другое место. Появилось чувство тревоги. Сухой продолжал материться, требовать что бы они встали. Его голос слабел, в нём появились нотки отчаяния. Стрельба стихла.
В какой-то момент, Кон сделал невозможное — он повернул голову не дождавшись команды. И его тут же прошибло холодным потом. Нет, не оттого, что он увидел. Разорванное тело другого арестанта, вывернутые наружу кишки и его перекошенная физиономия никак не затронули сознание Кона. Он просто зафиксировал, что перед ним труп с разорванным животом. Всё. На большее он уже не был способен. Страх, захвативший его сейчас, имел совсем другую природу. Он ждал разряд, за своё вопиющее нарушение. Чувство тревоги нарастало. За трупом, он увидел Нечто. Большое, мохнатое тело чёрно-белого цвета. Совсем как домашняя кошка, обычная, какие есть почти в каждом доме, беспородный пушистый зверёк. И глаза такие же — ярко-зелёные, зрачки-щелки. Короткие уши плотно прижаты к слегка вытянутому черепу, а в пасти автомат. Под брюхом существа, отчаянно дёргаясь всем телом лежал Сухой. Такой маленький…, или Нечто такое большое? На бело-чёрной шерсти видна кровь и несколько дырок. Круглые, с рваными краями, следы пулевых ранений — в зверя стреляли. Сухой изо всех сил давил на автомат, двумя руками, а существо тихо шипело, не разжимая пасти. Оно крепко стиснуло оружие своими клыкастыми челюстями и медленно наклонялось вперёл. Руки Сухого дрожали и прогибались под давлением зверя. Ещё немного и…, Сухой тоже это понимал. Он практически выл, белый от ужаса близости смерти.
Кон отвернулся. В голове происходило что-то новое, незнакомое. Кажется, никаких разрядов не будет. Понимание — вот что пришло к нему в эти краткие мгновения. Он понял и осознал до конца — рядом нет ни надзирателей, ни роботов, нет разрядов, не будет больше процедур. Есть только существо, так похожее на обычную домашнюю кошку и Сухой, который вот-вот превратится в такое же месиво разорванной плоти, что лежит сейчас рядом с ним.
